Философия неравенства Н.А. Бердяева
МОСКОВСКИЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ СЕРВИСА
РЕФЕРАТ ПО ФИЛОСОФИИ
«ФИЛОСОФИЯ НЕРАВЕНСТВА Н.А. БЕРДЯЕВА»
Аспирант: Ратников А.Г.
Преподаватель: Гиренок Ф.И.
Москва 2002
Введение
Значительную
роль и влияние в развитии мировой философии на рубеже XIX
- XX в.в. оказали работы выдающихся русских философов В.
Розанова, Д. Мережковского, Н. Бердяева, Вл. Соловьева, С. Булгакова и др.
Русской религиозной философии XX века современные философы
отводят совершенно уникальную роль, что обусловлено несколькими причинами.
Во-первых, в рамках этой философии ими были подведены мировоззренческие итоги
многовековой истории развития России. Во-вторых, религиозная философия этого
периода явилась последним ответом на происходящий исторический разлом
Российской империи. В-третьих, философия в России начала века формировалась в
борьбе с большевистской идеологией и потому пальма первенства в этом,
несомненно, принадлежит наиболее достойным ее представителям. Особенно
часто и много пишет о России русский экзистенциалист и религиозный мыслитель Н.
А. Бердяев; он говорит, что она “есть великий и цельный Востоко-Запад по
замыслу Божьему и она есть неудавшийся и смешанный Востоко-Запад по фактическому
своему состоянию, и по эмпирическому”. Источник болезней России он видит в
ложном соотношении в ней мужественного и женственного начала.
Будучи продуктом отражения
социально-исторической реальности, русская религиозная философия ХХ века
представляла собой такую картину мира, в которой социальная революция была
трансформирована в эсхатологию, а новая эпоха была воспринята ими как
всемирно-историческая трагедия и неудача истории.
Волею
исторических событий большая часть русских философов была вынуждена
эмигрировать, но не все ее главные представители стали идеологами эмиграции и
ее активными философами. Взгляды Бердяева, Булгакова и Шестова именно в
эмиграции приобрели свое окончательное завершение.
Русская
религиозная философия XX в. формировалась не только в тесной связи с прежними
религиозно-идеалистическими течениями в России, в интенсивном общении с
современными ей отечественными школами идеализма, но также пыталась опереться
на достижения многовековой идеалистической традиции европейской мысли,
используя идеи Платона и патристики, немецкого классического идеализма,
Шопенгауэра, Ницше, Джемса, неокантианства и феноменологии. В XX в. русский
религиозный идеализм дорос до лидирующих школ новейшего идеализма Германии,
Англии, Франции, США и других стран Запада, а в чем-то и перерос их, предложив
общественному сознанию различные варианты экзистенциализма (Шестов, Бердяев),
философии всеединства (Булгаков, Флоренский, Франк), пансексуализма (Розанов),
многочисленные версии религиозного модернизма, «социального» христианства.
Глубина и
резкость поворотов истории, невиданное ускорение темпов исторической жизни,
безусловно, содействовали особенно интенсивному стремлению осмыслить на фоне
крушения одной и начала другой эпохи небывалость и «талантливость» времени.
Было бы ошибкой считать, что достижения русской религиозной философии XX в. не
имеют, хотя бы в какой-то степени, прогрессивное и конструктивное значение.
1. Становление философских взглядов Н.А. Бердяева.
Духовная
эволюция Николая Александровича Бердяева прошла путь от “легального марксизма”,
когда он (наряду с другими марксистами) выступал против идеологии
народничества, к религиозному миросозерцанию.
Николай Александрович Бердяев родился в Киеве в 1874 году в
аристократической семье. Учился в Киевском кадетском корпусе, в 1894 году
поступил на естественный факультет Киевского университета, затем перешел на
юридический. Систематические занятия философией Бердяева начались в университете
под руководством Г.И. Челпанова. Тогда же он включился в социал-демократическую
работу, став пропагандистом марксизма, за что при разгроме киевского “Союза
борьбы за освобождение рабочего класса” в 1898 г. был арестован и исключен из
университета. В опубликованной в 1901 г. работе “Субъективизм и индивидуализм в
общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском” наметился поворот
к идеализму, закрепленный участием Бердяева в сборнике “Проблемы идеализма” в
1902 г. С 1901 по 1903 г. писатель находился в административной ссылке, где
отошел от социал-демократии и примкнул к либеральному “Союзу освобождения”.
Причиной разрыва с марксизмом для Бердяева было неприятие им идеи диктатуры и
революционного насилия, несогласие с тем, что историческая истина зависит от
классовой идеологии, от чьих бы то ни было интересов. В противоположность этим
утверждениям он подчеркивает, что объективная (абсолютная) истина существует
независимо от классового (эмпирического) сознания и может лишь в той или иной
мере открываться человеку - в зависимости от его жизненного опыта и ценностных
установок. Но, не приняв марксистской философии истории, постулируя априорную
систему логических условий познания и нравственных норм, он не отрицал
социологической значимости марксизма.
Его отход
от “легального марксизма” совершился достаточно безболезненно: Бердяев, по
впечатлениям его современников, вообще никогда не был фанатиком какой-либо
одной идеи, одного культа. Его отличала “безумная расточительность” ума,
вызывавшая нередко самые серьезные нарекания. Шестов, например, иронизирует по
поводу стремительной эволюции его взглядов: “Как только он покидает какой-либо
строй идей ради нового, он уже в своем прежнем идейном богатстве не находит
ничего достойного внимания. Все - старье, ветошь, ни к чему не нужное... Он
стал христианином прежде, чем выучился четко выговаривать все слова символа
веры”. Но даже встав на позиции христианства, он искал не веры, а знания, он и
в религиозной жизни хотел сохранить свободу искания, свободу творчества.
В
1908 году Бердяев переехал в Москву, где принимал участие в различных
сборниках. Поиск собственного философского обоснования “неохристианства”
завершился книгами “Философия свободы” (1911) и, в особенности, “Смысл
творчества. Опыт оправдания человека” (1916), которую он ценил как первое
выражение самостоятельности своей религиозной философии. 1-я мировая война была
воспринята Бердяевым как завершение гуманистического периода истории с
доминированием западноевропейских культур и начало преобладания новых
исторических сил, прежде всего России, исполняющей миссию христианского
соединения человечества (о чем он писал в сборнике “Судьба России”, 1918).
Бердяев приветствовал народный характер Февральской революции и вел большую
пропагандистскую работу по предотвращению “большевизации” революционного
процесса, с тем чтобы направить его в “русло социально-политической эволюции”.
Октябрьскую революцию расценил как национальную катастрофу. В советский период
жизни Бердяев создал в Москве Вольную академию духовной культуры, где читал
лекции по философии, в том числе по проблемам религиозной философии истории,
которые составили основу книги “Смысл истории”.
В
1922 году Бердяев наряду с другими видными деятелями русской культуры был
насильственно выдворен за пределы страны. В 1922 - 1924 годах жил в Берлине.
Выход в свет его эссе “Новое средневековье. Размышление о судьбе России и
Европы” (1924) принес Бердяеву европейскую известность. В 1924 г. Бердяев
переехал в Кламар под Парижем, где прожил до конца своих дней. В условиях
эмиграции основными в его творчестве становятся темы этики, религии, философии
истории и философии личности. Писатель вел активную творческую,
общественно-культурную и редакционно-издательскую работу, включался в различные
общественно-политические и общественно-церковные дискуссии в эмигрантской
среде, осуществлял в своем творчестве связь русской и западноевропейской
философской мысли. Он отстаивает в своих трудах первенство личности над
обществом, “примат свободы над бытием”. Резко критикуя - за антидемократизм и
тоталитаризм - идеологию и практику большевизма, Бердяев не считал “русский
коммунизм” случайным явлением. Его истоки и смысл он видел в глубинах
национальной истории, в стихии и “вольнице” российской жизни, в конечном счете
- в мессианской судьбе России, ищущей, он не обретшей еще “Царства Божьего”,
призванной к великим жертвам во имя подлинного единения человечества.
В
годы 2-й мировой войны Бердяев занял ясно выраженную патриотическую позицию, а
после победы над Германией надеялся на некоторую демократизацию духовной жизни
в СССР, что вызвало негативную реакцию со стороны непримиримой эмиграции. В
1947 году Бердяеву было присуждено звание доктора Кембриджского университета.
В
“Самопознании” Бердяев отмечает связь его творчества, философских взглядов с
жизненными событиями, так как, по мнению писателя, “творческая мысль никогда не
может быть отвлеченной; она неразрывно связана с жизнью, она жизнью
определяется”. Он пишет: “Я пережил три войны, две из которых могут быть
названы мировыми, две революции в России... пережил духовный ренессанс начала
XX века, потом русский коммунизм, кризис мировой культуры, переворот в
Германии, крах Франции... я пережил изгнание, и изгнанничество мое не кончено.
Я мучительно переживал страшную войну против России. И я еще не знаю, чем
окончатся мировые потрясения. Для философа было слишком много событий. ...И
вместе с тем я никогда не был человеком политическим. Ко многому я имел
отношение... но ничему не принадлежал до глубины... за исключением своего творчества.
Я всегда был анархистом на духовной почве и “индивидуалистом”.
Находясь в
вынужденной эмиграции, Бердяев продолжает считать себя русским философом. Он
пишет: “Несмотря на западный во мне элемент, я чувствую себя принадлежащим к
русской интеллигенции, искавшей правду. Я наследую традиции славянофилов и
западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и
Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского
и Л. Толстого, Вл. Соловьева и Н. Федорова. Я русский мыслитель и
писатель.”
Н.А.Бердяев
судья неправедный, который "Бога не боится и людей не стыдится". Все
громы обрушивает он на расизм и национализм (стр. 11, 16). Им он приписывает
изначальное зло и вечную ненависть и не находит для них прощения. "Расизм
хуже коммунизма в том отношении, что в его идеологию входит вечная ненависть,
коммунизм же утверждает ненависть, как путь, как метод борьбы, но конечный
идеал его не предполагает ненависти" (стр.11). В этой тираде, насквозь
демагогической и лишенной даже отдаленного отношения к философии истории,
фактическое положение вещей настолько извращено, что в уме читателя возникает
неодолимое предположение о сознательном уклонении г-на Бердяева от истины. В
самом деле ему должно быть очень хорошо известно, что коммунистический идеал-
это обезличенная особь, входящая простым номером в "муравейник
двуногих". Добиться такого превращения можно лишь объявив последовательную
и непримиримую войну "вечному в человеке". "Das Ewige in
Menschen"- по выражению Макса Шелера. Объявление же войны "вечному в
человеке"- есть вечная война с человеком. Коммунист Бухарин сказал, что
идеал коммунизма- это "коллективный сверхчеловек". Ницше, должно
быть, задохнулся бы от смрада, который исходит от безобразной, трупной
карикатуры на его великую идею. Бердяеву этот смрад вполне по нутру, и он готов
принять его в качестве желанного противоядия для истребления ненавистного ему
национал-социализма. Он сознательно закрывает глаза на то, что современные
национализмы, как бы ни были грубы и тяжки их проявления (немецкий
национал-социализм- далеко не самая худшая их форма), лишь только законная
реакция на коммунизм, представляющий единственно подлинную войну на
истребление, объявленную человеческому лику. Н.А.Бердяев настолько влюблен в
"христианскую символику серпа и молота" (как он однажды выразился),
что прощает коммунистам фактическую кровавую войну с христианством, войну,
поставившую себе целью полное истребление не только христианства, но самой идеи
Бога. Бердяев не хочет видеть того, что коммунисты, как трупные черви,
заводятся в кровавых ранах войны, что их миролюбие, которое он принимает
всерьез и "по-евангельски"- отвратительное и пошлое лицемерие,
предназначенное для "нищих духом" (не по-евангельски), а также для
той категории лиц, о которой можно сказать словами поэта: "Ах, обмануть
меня не трудно, Я сам обманываться рад"...
Можно, пожалуй,
обманываться самому- хотя это дело совсем не философское, но зачем же
обманывать других? Зачем внушать им идею о том, что "конечный идеал
коммунизма не предполагает ненависти"- в то время, как сами коммунисты
объявили вечную войну самой идее любви, ибо "Бог есть любовь". Ведь
ни философского, ни богословского интереса не может представлять это
сознательное и публичное уклонение от истины, упорно проводимое Н.А.Бердяевым
уже не один год. Неужели это вульгарнейшая политика, пытающаяся вкачестве
защитного прокоммунистического приема использовать "христианскую символику
серпа и молота"- и попадающая в неловкое положение знаменитой дамы,
женившей Тараса на Бульбе? Или, быть может, это столь модный в некоторых
салонах Европы и Америки снобизм- и здесь уместно, вместо всякой критики
восклицание одного из героев Достоевского: "Хорошо вам, баловникам, на
всем готовом!" Особенно, когда Н.А.Бердяев объявляет, что "эмиграция
ненавидит революцию, ибо состоит из привилегированных классов, лишившихся
своего положения и своих богатств"- такая же правда, как
"христианская символика серпа и молота"! Укоряя эмиграцию во вражде к
революции и к коммунизму, он умалчивает о том, что прокоммунизм и
советофильство- это худшая форма эмигрантского снобизма, который уже во всяком
случае придется признать за Н.А.Бердяевым. В России нет ни прокоммунизма, ни
советофильства, но лишь жесточайшая форма революционной тирании, по сравнению с
которой всякая форма правления, в том числе и национал-социализм, есть рай. Но
Н.А.Бердяев так озабочен "христианским" спасением душ от опасностей
реакции, что на неопределенное время санкционирует формулу: "лучше Соловки
и Чека". Вот каково подлинное содержание
литературно-"философских" и лекционных измышлений Бердяева.
2. Русская революция
Старые
революционные заслуги Бердяева известны- и он, очевидно, решил взять на себя-
по праву ему принадлежащую роль дедушки русской революции в эмиграции!
Русская революция
дает внутренние импульсы и толчки для такой работы мысли. Революция дает
великий опыт и обостряет все основные проблемы социальной философии. Не сама
революция обостряет и углубляет мысль. Наоборот, те, которые делают революцию и
захвачены её потоком, выброшены на поверхность и теряют всякую способность
различения и углубленных оценок. Люди эти оторваны от глубины, от всех
источников духовной жизни и не способны ни к какому познанию. Но в духовной
реакции на революцию, во внутреннем её осмысливании обостряется мысль,
углубляется познание и много нового приоткрывается. Есть такие, которые думают,
что революция — религиозна, и что русская революция — религиозна по
преимуществу, что в ней рождается новый человек, открывается новое сознание.
Такая игра в сопоставление революции и религии, такое покрытие революционной
стихии пышным одеянием религиозной фразеологии, такое мистическое её
идеализирование есть духовное блудодейство. Рассудочный прозаизм настоящих
революционеров, делающих революцию, а не поэтизирующих и не мистифицирующих её
со стороны, в тысячу раз лучше и чище.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|