Философия неравенства Н.А. Бердяева
МОСКОВСКИЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ СЕРВИСА
РЕФЕРАТ ПО ФИЛОСОФИИ
“ФИЛОСОФИЯ НЕРАВЕНСТВА Н.А. БЕРДЯЕВА”
Аспирант: Ратников А.Г.
Преподаватель: Гиренок Ф.И.
Москва
Содержание
Введение ………………………………………………………………………1
1. Становление
философских взглядов Н.А. Бердяева …………………….2
2. Русская революция
………………………………………………………...5
3.
Религиозно-онтологические основы общественности …………………..7
4. Бердяев о нации,
национальном сознании и государстве ………………9
5. О консерватизме
…………………………………………………………..14
6. Демократия,
социализм и теократия …………………………………….16
7. Духовный ренессанс
начала XX в………………………………………..17
Заключение
…………………………………………………………………..19
Список литературы
………………………………………………………….20
Введение
Значительную
роль и влияние в развитии мировой философии на рубеже XIX
- XX в.в. оказали работы выдающихся русских философов В.
Розанова, Д. Мережковского, Н. Бердяева, Вл. Соловьева, С. Булгакова и др.
Русской религиозной философии XX века современные философы
отводят совершенно уникальную роль, что обусловлено несколькими причинами.
Во-первых, в рамках этой философии ими были подведены мировоззренческие итоги
многовековой истории развития России. Во-вторых, религиозная философия этого
периода явилась последним ответом на происходящий исторический разлом
Российской империи. В-третьих, философия в России начала века формировалась в
борьбе с большевистской идеологией и потому пальма первенства в этом,
несомненно, принадлежит наиболее достойным ее представителям. Особенно часто и
много пишет о России русский экзистенциалист и религиозный мыслитель Н. А.
Бердяев; он говорит, что она “есть великий и цельный Востоко-Запад по замыслу
Божьему и она есть неудавшийся и смешанный Востоко-Запад по фактическому своему
состоянию, и по эмпирическому”. Источник болезней России он видит в ложном
соотношении в ней мужественного и женственного начала.
Будучи продуктом отражения
социально-исторической реальности, русская религиозная философия ХХ века
представляла собой такую картину мира, в которой социальная революция была
трансформирована в эсхатологию, а новая эпоха была воспринята ими как
всемирно-историческая трагедия и неудача истории.
Волею
исторических событий большая часть русских философов была вынуждена
эмигрировать, но не все ее главные представители стали идеологами эмиграции и
ее активными философами. Взгляды Бердяева, Булгакова и Шестова именно в
эмиграции приобрели свое окончательное завершение.
Русская
религиозная философия XX в. формировалась не только в тесной связи с прежними
религиозно-идеалистическими течениями в России, в интенсивном общении с
современными ей отечественными школами идеализма, но также пыталась опереться
на достижения многовековой идеалистической традиции европейской мысли,
используя идеи Платона и патристики, немецкого классического идеализма,
Шопенгауэра, Ницше, Джемса, неокантианства и феноменологии. В XX в. русский
религиозный идеализм дорос до лидирующих школ новейшего идеализма Германии,
Англии, Франции, США и других стран Запада, а в чем-то и перерос их, предложив
общественному сознанию различные варианты экзистенциализма (Шестов, Бердяев),
философии всеединства (Булгаков, Флоренский, Франк), пансексуализма (Розанов),
многочисленные версии религиозного модернизма, “социального” христианства.
Глубина и
резкость поворотов истории, невиданное ускорение темпов исторической жизни,
безусловно, содействовали особенно интенсивному стремлению осмыслить на фоне
крушения одной и начала другой эпохи небывалость и “талантливость” времени.
Было бы ошибкой считать, что достижения русской религиозной философии XX в. не
имеют, хотя бы в какой-то степени, прогрессивное и конструктивное значение.
1.
Становление философских взглядов Н.А. Бердяева.
Духовная
эволюция Николая Александровича Бердяева прошла путь от “легального марксизма”,
когда он (наряду с другими марксистами) выступал против идеологии
народничества, к религиозному миросозерцанию.
Николай Александрович Бердяев родился в Киеве в 1874 году в
аристократической семье. Учился в Киевском кадетском корпусе, в 1894 году
поступил на естественный факультет Киевского университета, затем перешел на
юридический. Систематические занятия философией Бердяева начались в
университете под руководством Г.И. Челпанова. Тогда же он включился в
социал-демократическую работу, став пропагандистом марксизма, за что при
разгроме киевского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса” в 1898 г. был
арестован и исключен из университета. В опубликованной в 1901 г. работе
“Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К.
Михайловском” наметился поворот к идеализму, закрепленный участием Бердяева в
сборнике “Проблемы идеализма” в 1902 г. С 1901 по 1903 г. писатель находился в
административной ссылке, где отошел от социал-демократии и примкнул к
либеральному “Союзу освобождения”. Причиной разрыва с марксизмом для Бердяева
было неприятие им идеи диктатуры и революционного насилия, несогласие с тем,
что историческая истина зависит от классовой идеологии, от чьих бы то ни было
интересов. В противоположность этим утверждениям он подчеркивает, что
объективная (абсолютная) истина существует независимо от классового
(эмпирического) сознания и может лишь в той или иной мере открываться человеку
- в зависимости от его жизненного опыта и ценностных установок. Но, не приняв
марксистской философии истории, постулируя априорную систему логических условий
познания и нравственных норм, он не отрицал социологической значимости
марксизма.
Его отход
от “легального марксизма” совершился достаточно безболезненно: Бердяев, по
впечатлениям его современников, вообще никогда не был фанатиком какой-либо
одной идеи, одного культа. Его отличала “безумная расточительность” ума,
вызывавшая нередко самые серьезные нарекания. Шестов, например, иронизирует по
поводу стремительной эволюции его взглядов: “Как только он покидает какой-либо
строй идей ради нового, он уже в своем прежнем идейном богатстве не находит
ничего достойного внимания. Все - старье, ветошь, ни к чему не нужное... Он
стал христианином прежде, чем выучился четко выговаривать все слова символа
веры”. Но даже встав на позиции христианства, он искал не веры, а знания, он и
в религиозной жизни хотел сохранить свободу искания, свободу творчества.
В
1908 году Бердяев переехал в Москву, где принимал участие в различных
сборниках. Поиск собственного философского обоснования “неохристианства”
завершился книгами “Философия свободы” (1911) и, в особенности, “Смысл
творчества. Опыт оправдания человека” (1916), которую он ценил как первое
выражение самостоятельности своей религиозной философии. 1-я мировая война была
воспринята Бердяевым как завершение гуманистического периода истории с
доминированием западноевропейских культур и начало преобладания новых
исторических сил, прежде всего России, исполняющей миссию христианского
соединения человечества (о чем он писал в сборнике “Судьба России”, 1918).
Бердяев приветствовал народный характер Февральской революции и вел большую
пропагандистскую работу по предотвращению “большевизации” революционного
процесса, с тем чтобы направить его в “русло социально-политической эволюции”.
Октябрьскую революцию расценил как национальную катастрофу. В советский период
жизни Бердяев создал в Москве Вольную академию духовной культуры, где читал лекции
по философии, в том числе по проблемам религиозной философии истории, которые
составили основу книги “Смысл истории”.
В
1922 году Бердяев наряду с другими видными деятелями русской культуры был
насильственно выдворен за пределы страны. В 1922 - 1924 годах жил в Берлине.
Выход в свет его эссе “Новое средневековье. Размышление о судьбе России и
Европы” (1924) принес Бердяеву европейскую известность. В 1924 г. Бердяев
переехал в Кламар под Парижем, где прожил до конца своих дней. В условиях
эмиграции основными в его творчестве становятся темы этики, религии, философии
истории и философии личности. Писатель вел активную творческую,
общественно-культурную и редакционно-издательскую работу, включался в различные
общественно-политические и общественно-церковные дискуссии в эмигрантской
среде, осуществлял в своем творчестве связь русской и западноевропейской
философской мысли. Он отстаивает в своих трудах первенство личности над
обществом, “примат свободы над бытием”. Резко критикуя - за антидемократизм и
тоталитаризм - идеологию и практику большевизма, Бердяев не считал “русский
коммунизм” случайным явлением. Его истоки и смысл он видел в глубинах
национальной истории, в стихии и “вольнице” российской жизни, в конечном счете
- в мессианской судьбе России, ищущей, он не обретшей еще “Царства Божьего”,
призванной к великим жертвам во имя подлинного единения человечества.
В
годы 2-й мировой войны Бердяев занял ясно выраженную патриотическую позицию, а
после победы над Германией надеялся на некоторую демократизацию духовной жизни
в СССР, что вызвало негативную реакцию со стороны непримиримой эмиграции. В
1947 году Бердяеву было присуждено звание доктора Кембриджского университета.
В
“Самопознании” Бердяев отмечает связь его творчества, философских взглядов с
жизненными событиями, так как, по мнению писателя, “творческая мысль никогда не
может быть отвлеченной; она неразрывно связана с жизнью, она жизнью
определяется”. Он пишет: “Я пережил три войны, две из которых могут быть
названы мировыми, две революции в России... пережил духовный ренессанс начала
XX века, потом русский коммунизм, кризис мировой культуры, переворот в
Германии, крах Франции... я пережил изгнание, и изгнанничество мое не кончено.
Я мучительно переживал страшную войну против России. И я еще не знаю, чем
окончатся мировые потрясения. Для философа было слишком много событий. ...И
вместе с тем я никогда не был человеком политическим. Ко многому я имел
отношение... но ничему не принадлежал до глубины... за исключением своего
творчества. Я всегда был анархистом на духовной почве и “индивидуалистом”.
Находясь в
вынужденной эмиграции, Бердяев продолжает считать себя русским философом. Он
пишет: “Несмотря на западный во мне элемент, я чувствую себя принадлежащим к
русской интеллигенции, искавшей правду. Я наследую традиции славянофилов и
западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и
Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского
и Л. Толстого, Вл. Соловьева и Н. Федорова. Я русский мыслитель и писатель.”
Н.А.Бердяев
судья неправедный, который "Бога не боится и людей не стыдится". Все
громы обрушивает он на расизм и национализм (стр. 11, 16). Им он приписывает
изначальное зло и вечную ненависть и не находит для них прощения. "Расизм
хуже коммунизма в том отношении, что в его идеологию входит вечная ненависть,
коммунизм же утверждает ненависть, как путь, как метод борьбы, но конечный
идеал его не предполагает ненависти" (стр.11). В этой тираде, насквозь
демагогической и лишенной даже отдаленного отношения к философии истории,
фактическое положение вещей настолько извращено, что в уме читателя возникает
неодолимое предположение о сознательном уклонении г-на Бердяева от истины. В
самом деле ему должно быть очень хорошо известно, что коммунистический идеал-
это обезличенная особь, входящая простым номером в "муравейник
двуногих". Добиться такого превращения можно лишь объявив последовательную
и непримиримую войну "вечному в человеке". "Das Ewige in
Menschen"- по выражению Макса Шелера. Объявление же войны "вечному в
человеке"- есть вечная война с человеком. Коммунист Бухарин сказал, что
идеал коммунизма- это "коллективный сверхчеловек". Ницше, должно
быть, задохнулся бы от смрада, который исходит от безобразной, трупной
карикатуры на его великую идею. Бердяеву этот смрад вполне по нутру, и он готов
принять его в качестве желанного противоядия для истребления ненавистного ему
национал-социализма. Он сознательно закрывает глаза на то, что современные
национализмы, как бы ни были грубы и тяжки их проявления (немецкий национал-социализм-
далеко не самая худшая их форма), лишь только законная реакция на коммунизм,
представляющий единственно подлинную войну на истребление, объявленную
человеческому лику. Н.А.Бердяев настолько влюблен в "христианскую
символику серпа и молота" (как он однажды выразился), что прощает
коммунистам фактическую кровавую войну с христианством, войну, поставившую себе
целью полное истребление не только христианства, но самой идеи Бога. Бердяев не
хочет видеть того, что коммунисты, как трупные черви, заводятся в кровавых
ранах войны, что их миролюбие, которое он принимает всерьез и
"по-евангельски"- отвратительное и пошлое лицемерие, предназначенное
для "нищих духом" (не по-евангельски), а также для той категории лиц,
о которой можно сказать словами поэта: "Ах, обмануть меня не трудно, Я сам
обманываться рад"...
Можно, пожалуй,
обманываться самому- хотя это дело совсем не философское, но зачем же
обманывать других? Зачем внушать им идею о том, что "конечный идеал
коммунизма не предполагает ненависти"- в то время, как сами коммунисты
объявили вечную войну самой идее любви, ибо "Бог есть любовь". Ведь
ни философского, ни богословского интереса не может представлять это
сознательное и публичное уклонение от истины, упорно проводимое Н.А.Бердяевым
уже не один год. Неужели это вульгарнейшая политика, пытающаяся вкачестве
защитного прокоммунистического приема использовать "христианскую символику
серпа и молота"- и попадающая в неловкое положение знаменитой дамы,
женившей Тараса на Бульбе? Или, быть может, это столь модный в некоторых
салонах Европы и Америки снобизм- и здесь уместно, вместо всякой критики
восклицание одного из героев Достоевского: "Хорошо вам, баловникам, на
всем готовом!" Особенно, когда Н.А.Бердяев объявляет, что "эмиграция ненавидит
революцию, ибо состоит из привилегированных классов, лишившихся своего
положения и своих богатств"- такая же правда, как "христианская
символика серпа и молота"! Укоряя эмиграцию во вражде к революции и к
коммунизму, он умалчивает о том, что прокоммунизм и советофильство- это худшая
форма эмигрантского снобизма, который уже во всяком случае придется признать за
Н.А.Бердяевым. В России нет ни прокоммунизма, ни советофильства, но лишь
жесточайшая форма революционной тирании, по сравнению с которой всякая форма
правления, в том числе и национал-социализм, есть рай. Но Н.А.Бердяев так
озабочен "христианским" спасением душ от опасностей реакции, что на
неопределенное время санкционирует формулу: "лучше Соловки и Чека".
Вот каково подлинное содержание литературно-"философских" и
лекционных измышлений Бердяева.
2. Русская
революция
Старые
революционные заслуги Бердяева известны- и он, очевидно, решил взять на себя-
по праву ему принадлежащую роль дедушки русской революции в эмиграции!
Русская
революция дает внутренние импульсы и толчки для такой работы мысли. Революция
дает великий опыт и обостряет все основные проблемы социальной философии. Не
сама революция обостряет и углубляет мысль. Наоборот, те, которые делают
революцию и захвачены её потоком, выброшены на поверхность и теряют всякую
способность различения и углубленных оценок. Люди эти оторваны от глубины, от
всех источников духовной жизни и не способны ни к какому познанию. Но в
духовной реакции на революцию, во внутреннем её осмысливании обостряется мысль,
углубляется познание и много нового приоткрывается. Есть такие, которые думают,
что революция — религиозна, и что русская революция — религиозна по
преимуществу, что в ней рождается новый человек, открывается новое сознание.
Такая игра в сопоставление революции и религии, такое покрытие революционной
стихии пышным одеянием религиозной фразеологии, такое мистическое её
идеализирование есть духовное блудодейство. Рассудочный прозаизм настоящих
революционеров, делающих революцию, а не поэтизирующих и не мистифицирующих её
со стороны, в тысячу раз лучше и чище.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|