Каждый объект наряду с общими чертами наделен и индивидуальными
способностями, имеет свой уникальный «контекст жизни». В силу этого наряду с
обобщенным необходим и конкретный подход к объекту: нет абстрактной истины,
истина всегда конкретна. Истинны ли, к примеру, принципы классической механики?
Да, истинны применительно к макротелам и сравнительно небольшим скоростям
движения. За этими пределами они перестают быть истинными.
Принцип конкретности истины требует подходить к фактам не с общими
формулами и схемами, а с учетом конкретной обстановки, реальных условий, что
никак несовместимо с догматизмом. Особенную важность конкретно исторический
подход приобретает при анализе процесса общественного развития, поскольку
последний совершается неравномерно и к тому же имеет свою специфику в различных
странах.
2.5
Противоречивый характер истины
Противоречивость истины как широкой и общей гносеологической
категории раскрывается в ленинской теории истины теории, являющейся
неотъемлемой частью теории познания диалектического материализма.
Основным тезисом материалистической диалектики в учении об истине
является признание ее объективной природы. Объективная истина – это такое
содержание человеческих представлений, которое не зависит от субъекта, т.е. не
зависит ни от человека, ни от человечества. Другими словами, в познании нельзя
абстрагироваться, с одной стороны, от человека, от его деятельности, от
субъективности, а с другой – в самом познании есть содержание, которое не
зависит от субъекта (человека и человечества), от которого в равной степени
нельзя абстрагироваться. Такая постановка проблемы отражает суть
материалистической диалектики и ее противоположность как субъективизму, так и
метафизическому материализму, «ибо можно отрицать элемент относительного в тех
или иных человеческих представлениях, не отрицая объективной истины, но нельзя
отрицать абсолютной истины, не отрицая существования объективной истины»[11].
Нельзя абстрагироваться от субъекта потому, что, во-первых,
познание всегда было и будет человеческим, относительным к уровню развития
науки и практики и, во-вторых, только точная оценка элемента субъективности в
знании позволяет провести грань между истиной и заблуждением. И метафизики, и
субъективисты грешат прежде всего тем, что отказываются дать точную оценку
субъективности знаний, поскольку первые игнорируют субъективность либо ищут
рецепты ее полного устранения; вторые вообще стирают грань между субъективным и
объективным, а следовательно, между истиной и заблуждением.
Весьма характерно в этом смысле замечание В.И.Ленина по поводу
заявления П.Дюгема о том, что «закон физики, собственно говоря, не истинен и не
ложен, а приблизителен». «В этом «а», - писал В.И.Ленин, - есть уже начало
фальши, начало стирания грани между теорией науки, приблизительно отражающей
объект, т.е. приближающейся к объективной истине, и теорией произвольной,
фантастической, чисто условной...»[12]. В то
же время можно и нужно абстрагироваться от субъекта, с тем чтобы, во-первых,
признавать наши ощущения образами внешнего мира, считать мир богаче, живее,
разнообразнее, чем он кажется, понимать, что «относительные истины представляют
из себя относительно верные отражения независимого от человечества объекта, -
что эти отражения становятся все более верными»[13], и, во-вторых,
уметь видеть истинность наших знаний именно в соответствии их с
действительностью и сознательно стремиться к повышению степени такого
соответствия. Сам же факт соответствия знания объекту, поскольку такое
соответствие достигнуто, не зависит ни от человека, ни от человечества.
В каком отношении находятся субъективное и объективное в знании,
зависит от уровня развития данной теории. Противоречие между тем и другим
постоянно развивается. Оно разрешается в одних отношениях и обостряется в
других с развитием человеческого познания и практики. Наука постоянно вскрывает
субъективный характер наших знаний, но она же находит и способы преодоления
этой субъективности, перехода к объективному рассмотрению (правда, тоже
отягощенному субъективностью, но уже в каких-то иных отношениях).
Диалектика субъективности и объективности знаний в развитии истины
находит свое внешнее выражение в борьбе гипотез, догадок, мнений, претендующих
на научность, а также в оценках истинности этих догадок и мнений. С одной
стороны, «всякое первоначальное знание о принципиально новом, будучи объективно
заблуждением, не сознается как таковое его творцами. Такое осознание приходит
впоследствии, когда уже возникает истинное знание о принципиально новом»[14]; с другой
стороны, «на первых этапах своего существования это истинное знание
большинством воспринимается как заблуждение, зачастую как заблуждение в его
превосходной степени — абсурд»[15].
Таким образом, учение об объективной истине предполагает четкое
различение истины как соответствия мысли объективной реальности, и мнения об
истине, т. е. оценки той меры, в какой истинно наше знание. Соответствие
характеризует непосредственное отношение высказанной мысли к тому объекту
действительности, который отражает данная мысль. Исторически условна форма, в
которой выражено знание, а не факт его соответствия действительности.
Повышение степени соответствия требует уточнения, изменения,
развития или даже замены этой мысли другой, относящейся к тому же объекту
действительности. Мнение о степени ее соответствия всегда исторически
обусловлено уровнем развития познания и практики, существующими традициями и
установками и со временем может быть заменено на противоположное мнение.
Итак, объективная истина – это объективное содержание
субъективного по своей форме образа действительности, оценка же истинности
знания – это субъективное мнение по поводу того, имеется или отсутствует такое
содержание у образа. Соответствие мысли и действительности возможно в
определенном отношении и в определенных пределах, оценка истины касается того
же образа, но взятого во всем его объеме и соотнесенного с действительностью
как целым.
Так, гелиоцентрическая теория в том виде, как она была сформулирована
Коперником, была истинной поскольку устранила геоцентризм предшествовавшей
теории, однако в то же время она была и неистинной, коль скоро включала идеи о
конечности мира (о сфере неподвижных звезд), круговом характере орбит планет,
эпициклах и т.д.; оценка же ей давалась в целом, во всем ее содержании.
Оценки тоже развиваются и изменяются: они могут быть перенесены с
целого на детали, сменяться на противоположные и т.д. Изменение оценок зависит
от развития не только того конкретного знания, которое оценивается, но и
множества других знаний, от общей культуры. Так, победа коперниканской
концепции была обусловлена не только развитием этой теории, но и успехами в
физике и борьбой нового мировоззрения со средневековой схоластикой и духовным
гнетом религии.
Существует еще одна особенность соотношения объективной истины и
ее оценки. Понятие истины характеризует мысль (скажем, формирующееся новое
знание на каком-либо этапе его развития) с точки зрения соответствия ее
действительности, тогда как оценка выражает признание или непризнание ее
истинности, принимая в расчет прежде всего не это соответствие действительности
(еще не установленное точно), а меру соответствия нового знания существующему,
старому. Мысль может оцениваться как неистинная и при условии очевидного
соответствия ее действительности, но когда она находится в явном несогласии с
системой имеющихся знаний. Так, идея невозможности построения вечного двигателя
была признана учеными лишь в XVIII в., хотя еще Леонардо да Винчи приводил
веские аргументы в ее пользу. Или другой пример: великие ученые XVIII в.
вопреки очевидным фактам отвергали мысль о существовании метеоритов как «грубое
суеверие».
В то же время при согласии какого-либо утверждения с накопленным
знанием неполнота его соответствия действительности не препятствует оценке
этого утверждения как истинного. Об этом свидетельствует, например,
существование на протяжении столетий астрологии.
Поскольку развитие знания противоречиво и включает борьбу
различных концепций, подчас имеющих разное мировоззренческое и идеологическое
содержание, постольку базис оценок оказывается «разорванным», вследствие чего
одна и та же мысль может оцениваться разными людьми по-разному. В конечном
счете совпадение истинности теории и ее оценки обусловлено исторически, проверяется
практикой, в которой в конечном счете воплощается суверенность человеческого
мышления.
Но если истина и ее оценка не сразу и не полностью совпадают, то
это еще не означает их независимости друг от друга. От оценки (т.е. от
признания или непризнания) нового знания существенно зависит его последующее
развитие: привлечение сил и средств к его обоснованию и совершенствованию или
отбрасывание его. Оценка может ускорять или тормозить становление нового
знания, выдвигать частные несовершенства нового знания в качестве аргументов
его неистинности и, наоборот, частичные соответствия считать решающими
доказательствами его истинности. Было бы неправильно думать, что ошибки такого
рода – дела минувших дней, времен господства схоластики и теологии. С одной стороны,
внедрение планирования и регулирования в науку, ускоряя темпы научного
прогресса, способствует повышению роли авторитета отдельных личностей в науке и
может служить источником волюнтаризма в оценке новых знаний; с другой стороны,
превращение науки в такую сферу деятельности, в которой заняты сотни тысяч
ученых, благоприятствует расширению спектра направлений научных поисков, снижая
тем самым подобную опасность. Но в итоге борьбы субъективного и объективного,
истины и оценки истинности возможность таких ошибок не устраняется полностью.
Необходимо заметить, что непонимание диалектики субъективных и
объективных начал в познании, гиперболизация роли первых ведет к релятивизму.
Диалектика истины как развивающегося процесса подменяется «диалектикой» борьбы субъективных
оценок истинности с вытекающим отсюда преувеличением роли формы по отношению к
содержанию познания. На место истины ставятся «организующие формы опыта»,
«естественные классификации», «парадигмы» и тому подобные формальные моменты
знания. В основе этого лежит субъективизация реальной диалектики познания.
Отношение субъекта и объекта сводится к координации «Я» и «не Я», объективность
– к «интерсубъективности», соответствие между мыслью и действительностью – к
«внутриструктурным» отношениям синтаксического, семантического и
прагматического характера.
Между тем диалектика познания как важная часть материалистической
диалектики требует постоянного преодоления «субъектоцентризма», превращения
субъект-объектного отношения в отношение: «он (человек, человечество) и природа
(общество, познаваемое)».
В диалектике познания понятие объективной истины, выражающей
отношение соответствия между конкретной мыслью и отражаемой - в ней
действительностью, приобретает еще один, чрезвычайно важный смысл обозначения
того, к чему приближается познающая мысль. Для диалектики характерно признание
объективной истины не только как соответствия между мыслью и действительностью,
но и как того высшего этапа, к которому приближается знание в процессе его
развития. Объективная истина как процесс выражает самую сущность перехода от
незнания к знанию. Этот переход имеет этапы, стадии и характеризуется такими
свойствами (признаками), как абсолютность и относительность.
Признание абсолютной истины как высшего итога, к которому стремится
познание, принципиально разделяет релятивизм и диалектику. Для всех форм
релятивизма такого итога в познании либо вовсе не существует (никакое «конечное
описание» объекта невозможно), либо предел познанию ставят свойства самого
человеческого мышления.
Другая сторона понятия абсолютной истины характеризует меру
соответствия мысли и действительности. В.И. Ленин отмечал, например, «что в
каждой научной истине, несмотря на ее относительность, есть элемент абсолютной
истины»[16].
Отношение между первой и второй сторонами абсолютной истины также
диалектично и противоречиво, как сам процесс познания. Это отношение было бы
чрезвычайно простым, если бы познание сводилось лишь к прибавлению новых знаний
к имеющимся. Но в силу неисчерпаемости объекта и в то же время ограниченности
любой из научных теорий для познания характерно не только приращение знаний, но
и преобразование имеющихся. В связи с этим качественно и количественно меняются
как истинное знание и аспекты, в которых устанавливается соответствие его с
действительностью, так и развитые формы, в которых закрепилось устоявшееся
знание; они сменяются исходными образами формирующегося нового знания и т.д.
Так, теория Птолемея, описывавшая с большой точностью кажущееся
перемещение планет в «плоскости» видимого неба, сменилась теорией Коперника,
описывающей реальное движение планет Солнечной системы, специфическим образом
спроецированное на земного наблюдателя. Аналогично этому в физике квантовый
эксперимент в отличие от классического обеспечивает полноту данных, но не имеет
исчерпывающего характера; в процессе развития теоретического знания эмпирия
вскрывает реальные «наблюдаемые» связи и отношения между явлениями, теория же
вскрывает связи и отношения, лежащие в их основе и делающие возможными сами эти
явления и т.п. В силу этого ход развития объективной истины в познании имеет
прерывистый, скачкообразный характер.
Существует огромное количество монографий и диссертаций,
исследовавших объективный характер истины, диалектику относительной и
абсолютной истин, практику как критерий истины и т.д. В качестве примера можно
привести классические для советского периода труды Г.А. Курсанова «Ленинская
теория истины и кризис буржуазных воззрений» (1977), Э.М. Чудинова «Диалектика
научного познания и проблемы истины» (1979), Б.И. Липского «Практическая
природа истины» (1988). Как правило проблема истины рассматривалась в
гносеологическом ключе. Работы по проблеме истины присутствовали практически во
всех сборниках по проблемам теории познания и диалектической логики. Формула
складывающейся из диалектики абсолютной и относительной истин истины
объективной воспринималась как универсальный ключ решения проблемы и
ограничивала возможности осмысления механизмов истинности. Выходом из этой
ситуации представлялся анализ научной теории как основополагающей формы
истинного знания. Эта проблематика получила достаточную разработку у таких
авторов, как Б.С. Галимов, С.Н. Жаров, Б.С. Крымский, В.С. Швырев и др.
Суть кризиса советской философии заключалась в том, что в трудах
В.И. Ленина, а также К. Маркса и Ф. Энгельса проблема истины разрешалась на все
времена – исторически прошедшие, настоящие и будущие. Философские изыскания
таких исследователей, как Г.С. Батищев, С.Б. Крымский, Г.А. Курсанов, Г.Д.
Левин, И.С. Нарский и др., несмотря на то, что их период творчества совпал с
советской эпохой, когда любая альтернативная мысль или идея оказывалась под
жестким идеологическим прессингом, тем не менее, сформировали мощный
исследовательский базис по проблемам познания, отражения и истины с учетом
достижений мировой западной философии.
3. ИСТИНА, ЦЕННОСТЬ И
ОЦЕНКА
Со времен античности и до наших дней в философии ведутся споры
между представителями различных философских школ и направлений по вопросу о
том, является ли ценность атрибутом некоторой вещи или же она результат
оценивания, продиктованного потребностями личности и общества. В первом случае
ценность трактуется как нечто объективное, существующее независимо от человека.
Во втором – понятие ценности сводится к субъективным оценочным суждениям
произвольного характера. Сущность ценностей выводится не из объектов, а из
потребностей человека. Обе эти крайние точки зрения отражают некоторые особенности
понятия ценности, но не дают его адекватного определения.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|