В. Кесарев в книге "Эволюция вещества Вселенной" (1976) считает вполне вероятным мнение В. И. Вернадского о том, что существующая на Земле масса живого вещества постоянна, т.е. является планетной константой. Но так будет не всегда. Ни словом не упоминая о "ноосфере", В. Кесарев рисует картину будущего Земли исходя из тенденций ее развития в прошлом. Вслед за угасанием внутренней активности Земли (когда израсходуется первичное планетное вещество в нижней мантии; его осталось 40%) и охлаждением планеты дифференциация вещества приостановится, исчезнут электромагнитные явления, изменится внешняя структура коры, океаны высохнут. Обитаемость еще раньше исчезнет в связи с понижением температуры Солнца и солнечной постоянной. Из-за неравномерного остывания железного ядра и окисной оболочки внутренняя структура Земли резко изменится. а возникающие при этом напряжения приведут к ослаблению и разрыву связей между отдельными зонами планетного тела. Крушение планеты будет неизбежным. В этом случае отработанное вещество в своем дальнейшем эволюционном развитии закончит цикл космическая пыль - планета - космическая пыль (Кесарев, 1976, стр. 61-63).

Что же до судьбы "ноосферы", то не следует игнорировать точку зрения выдающегося астрофизика ХХ в. И. С. Шкловского. "Молчание космоса", - пишет он в своей много раз переизданной книге "Вселенная, жизнь, разум" (1987), - представляет собой важнейший научный факт. ..Самое простое объяснение ... внеземных цивилизаций в ближайших окрестностях Большой вселенной (например, в Местной системе галактик) просто нет. Даже при широкой распространенности феномена жизни во Вселенной это вполне возможно. Нужно только сделать естественное предположение, что в процессе эволюции жизни искомые сверхцивилизации либо не реализуются совсем, либо в силу внутренних причин своего развития (например, неизбежного разрушения породившей их биосферы) имеют очень малое время существования.

Если мы придерживаемся вполне единственного взгляда, что разум есть одно из "изобретений" эволюционного процесса, то не следует забывать, что не все "изобретения" во конечном счете являются полезными для данного вида. Природа слепа, она действует ощупью, методом "проб и ошибок". И вот оказывается, что огромная часть "изобретений" не нужна и даже вредна для процветания вида. Так возникают "тупиковые ветви" на стволе дерева эволюции. Количество таких ветвей неимоверно велико. По существу, история эволюции жизни на Земле - это кладбище видов. Характерным признаком эволюционного тупика у некоторого вида служит гипертрофия какой-нибудь функции, приводящая к прогрессивно растущему нарушению гармонии. ... например, неправдоподобно развитые клыки саблезубого тигра. И невольно напрашивается аналогия: а не являются ли современные гипертрофированные в высшей степени противоречивые "применения" разума у вида Homo sapiens указанием на грядущий эволюционный тупик этого вида? Другими словами, не является ли самоубийственная деятельность человечества (чудовищное накопление ядерного оружия, уничтожение окружающей среды) такой же гипертрофией его развития, как рога и панцирь какого-нибудь трицератопса или клыки саблезубого тигра? Наконец, не является ли тупик возможным финалом развития разумных видов во Вселенной, что естественно объяснило бы ее молчание?

Став на точку зрения, что разум - это только одно из бесчисленных "изобретений" эволюционного процесса, да к тому же не исключено, приводящее вид, награжденный им, к эволюционному тупику, мы, во-первых, лучше поймем место человека во Вселенной и, во-вторых, объясним, почему не наблюдаются космические чудеса. А это совсем не мало.

Альтернативой набросанной выше отнюдь не "оптимистической" концепции выступает идея, что разум есть проявление некоего внематериального, трансцендентного начала. Это - старая идея бога и божественной природы человеческого разума. Далеким (и не всегда далеким) от науки индивидам эта концепция представляется куда более оптимистической и даже нравственной. Трудно, однако, в наше время стоять на позиции, ничего общего с наукой не имеющей. Забвение того основополагающего факта, что мы - часть объективно существующего, познаваемого материального мира, никому ничего хорошего не сулит, даже если это и создает лжеоптимистические иллюзии" (Шкловский, 1987, стр. 320).

В своих дневниках и письмах до революции В. И. Вернадский нередко признавался, как страдала его мысль от "мерзопакости" окружающего, "от мглы, от темноты царства, от разгрома", от "бессмысленной жизни раба", от необходимости выносить в России "собственное бессилие, и рабьи мысли, рабьи чувства и рабьи удовольствия кругом", терпеть неизменность рамок жизни со времен Плавта, напор бюрократических организаций, низкий нравственный уровень и авторитет старшего поколения (Страницы автобиографии В. И. Вернадского, 1981, стр.94, 95, 134, 156, 177, 268). Во время революции и после нее он пишет о небывалой в истории катастрофе, в котором "чувствуешь себя бессильной былинкой", о том, что русский народ до демократических "форм жизни в мировом государстве не дорос", о несчастье, когда в руки "расы разрушителей или рабов" "попадает власть и судьба народа или государства". Вернадский видит "необычное сходство психологии и организации черной сотни с большевиками", "террор и бессмысленные переживания средневековой жизни", пишет, что "Кругом в обществе и народе все больше накапливается ненависти, безразличия к жизни, тупого отчаяния. подымаются дикие инстинкты самосохранения" (Вернадский, "Дневники 1917-1921", 1994, стр.28, 30, 44, 77, 136). Через несколько лет в Париже он запишет, что "сейчас видно резкое противоречие большевизма, ведущего к новому массы, и того идеала - свободной человеческой личности, который нам дорог и который мы думали видеть в борьбе с абсолютизмом.

Сейчас для будущего человечества более страшен и опасен идеал большевизма и социализма, более глубокий враг свободы, даже, чем (опасность со стороны) христианской церкви, потерявшей прежнюю возможность преследований. распространение на массы и всех того идеала сытой свиньи (идеал сытого и грубого удовольствия), который так ярко проявлен в практике большевизма (и)... указывает на опасность этих слоев для роста человечества" (Вернадский, "Дневники 1921-1925", 1999, стр.118-119).

В этих дневниковых записях Вернадский приблизился, не зная о том, к мыслям философа Ортеги-и-Гассета. Проблема жизни для Ортеги прежде всего проблема мыслящей жизни, а не витальности, и философия жизни - отношение разума к жизни. Человеческое неприродно! Жизнь не дана человеку готовой. Она предоставляет возможности, из которых каждый строит свою жизнь. Жизнь - это деяние. Каждый на свой страх и риск определяет, что он будет делать, чем он будет в следующее мгновение. "Но чтобы решить вопросы моего существования, то, что я буду делать или не делать, я должен иметь совокупность убеждений о мире и мнений. Именно я должен иметь их, должен действительно быть убежден в них. Это и есть жизнь ... и делать это в конечном итоге должен я один".

Однако во все сферы деятельности проник "средний человек", эвримен, ортеговский "человек-масса". "Восстание масс,- пишет философ и литературовед И. И. Гарин,- происходило всегда - не только начиная с 1789 года. И всегда же оно было направлено против исторических ценностей культур. Но кризис никогда не доходил до стадии вырождения и всеразрушения, когда щедринские нивеляторы взяли верх. ..Грядет господство "среднего человека", господство человека-массы, господство масс - торжество хама. ...Ортега предсказал, а опыт подтвердил: достаточно несколько десятилетий господства человека-массы, чтобы вернуться к эпохе варварства" (Гарин, 1992, стр. 443-451).

Действительно, "первая половина двадцатого века войдет в историю человечества как эпоха поголовного истребления огромных слоев европейского населения, основанного на социальных и расовых теориях. Современность с понятной скромностью молчит об этом. ... И уже не десятки тысяч и даже не десятки миллионов людей, а гигантские массы были покорными свидетелями уничтожения невинных. Но не только покорными свидетелями: когда велели, голосовали за уничтожение, гулом голосов выражали одобрение массовым убийствам. А в этой огромной покорности людей открылось нечто неожиданное. ...Эта покорность говорит о новой ужасной силе, воздействовавшей на людей. Сверхнасилие тоталитарных социальных систем оказалось способным парализовать на целых континентах человеческий дух.

...Страсть к самосохранению выразилась в соглашательстве инстинкта и совести.

В помощь инстинкту приходит гипнотическая сила мировых идей. Они призывают к любым жертвам, к любым средствам ради достижения величайшей цели - грядущего величия родины, счастья человечества, нации, класса, мирового прогресса.

И с инстинктом жизни наряду с гипнотической силой великих идей работала третья сила - ужас перед беспредельным насилием могущественного государства, перед убийством, ставшим основой государственной повседневности" (Гроссман, 1990, стр.182- 183).

Знал ли об этом В. И. Вернадский? Несомненно. Он был одной из пылинок в реакторе одной из самых ужасных, а, может быть, и самой ужасной из тоталитарных систем, когда-либо существовавших на Земле. Тогда как понимать его рассуждения об "идеалах нашей демократии", сослагательное наклонение фраз ("если он не будет употреблять свой разум и труд на самоистребление"), его мечты о "царстве разума" в эпохи мировых войн, репрессий и концлагерей?

В годы событий шекспировского трагизма, но во много раз большего масштаба мечты В. И. Вернадского о "ноосфере" не были лицемерием или "страусовой политикой". В "Философских мыслях натуралиста" В. И. Вернадский не упоминает имени одного из ярких философов-экзистенциалистов - Карла Ясперса. Не знаю, был ли Вернадский знаком с его мыслями о смысле истории. "Мы, люди, являемся природой и историей одновременно. Наша природа являет себя в наследовании, наша история - в традиции. Стабильность наследования, в силу которого мы как природные существа не меняемся в течение тысячелетий, противостоит неустойчивости нашей традиции: сознание может погаснуть (выделено мной. А.В.), и нет в веках такой духовной ценности, которой бы мы надежно владели" (Ясперс, 1994, стр.244). "..нам дано осознать тот поразительный, вселяющий в нас постоянное беспокойство факт, что в беспредельном пространстве и времени человек лишь в течение 6000 лет или, если исходить из последовательно имеющихся данных, лишь 3000 лет обрел себя на этой маленькой планете в вопросах и ответах, которые мы называем философствованием" (там же, стр.248). После Гегеля, писал Ясперс, сознание заката европейского мира и кризиса достигло кульминации у Кьеркегора и Ницше, а после первой мировой войны "Появилось ощущение конца человеческого существования вообще, преобразования, охватывающего все народы и всех людей без исключения, которое ведет то ли к уничтожению, то ли к рождению нового. Это еще не было самым концом, но знание о том, что конец возможен, стало всеобщим. Одни воспринимали это с трепетом и ужасом, другие - с полным спокойствием, то с натуралистически-биологических или социалогических позиций, то с метафизически-субстанциальных" (там же, стр.241).

Думаю, что рассуждения В. И. Вернадского о "ноосфере" - это его оптимистический ответ ощущению кризиса, которое охватило в то время множество мыслящих людей. Ответ с "натуралистически-биологических" позиций. Вероятно, они соответствовали второй из концепций философии истории - теории круговорота и теории прогресса, - которые возникают при всякой попытке осмыслить исторический процесс. Они были проявлением извечной мечты человека о подлинно человеческом существовании, об идеальном состоянии общества, "золотом веке", о мире на земле "и в человеках благоволении", проявлением гуманизма, "который всегда был и остается величайшей идеей общественной программы" (Конрад, 1972, стр.486).

Можно думать также, что рассуждения и мечты В. И. Вернадского о "ноосфере" были попыткой сохранить себя как Личность, сохранить (и передать другим!) гуманистические идеалы в тот страшный век. Еще в молодости, в письме к Н. Е. Вернадской (1896 г) В. И. Вернадский писал, что комедия - "вместе с сказкой - единственная форма, которая даст тебе понятие о духовной жизни человечества при самых разнообразных исторических условиях, в разных климатах и местах за последние 2000-2500 лет. И она дает чувство единства и чувство того, что исторический "прогресс" в значительной степени иллюзия, то есть что-то более общее, глубокое, которое не порождается, а постоянно всюду неизменно проходит во всем разнообразии кажущихся явлений" ("Страницы автобиографии..", 1981, стр.157). За три года до этого он высказал еще более общую мысль: "Есть один факт развития Земли - это усиление сознания, хотя я допускаю, что может быть через миллионы лет пойдет обратный процесс" (там же, стр.135). Следовательно, он не был догматиком, не идеализировал научное знание, понимал относительность и взимодополнительность эмпирических закономерностей, концепций и определений. Может быть, поэтому он и не ввел непротиворечивое определение в свои рассуждения о "ноосфере". Главную свою мечту он высказал и без строгих определений.

Дитя своего века, он не был одинок в стремлении человеческой мысли взять под контроль стихийно действующие законы природы. Ряд известных людей того времени, например, "великий пролетарский писатель-гуманист" М. Горький, открыто ненавидели ее. В 1931 г. в статье "О борьбе с природой" Горький писал так: "Земля наша засорена бесчисленным количеством бесполезных и вредных растений - они паразитически истощают плодотворные соки земли. Их нужно уничтожить. Стихийная сила природы создает массы паразитов - наша разумная воля не должна мириться с этим. ...Слепое стремление природы к размножению на земле всякой бесполезной или определенно вредной дряни, - это стремление должно быть остановлено, вычеркнуто из жизни. ...Крестьянство, которое веками "училось у природы" и ничему не выучилось, ибо даже "кулак" был технически нищим и умел только истощать землю,- крестьянство вооружается машинами, ...оно теряет древние свои навыки, становится из ученика природы бойцом против ее слепых капризов, "власть земли" над ним заменяется его властью над землею" (М. Горький. Собр. соч., т. 26, М.:1953, стр. 186-198).

Приветствуя слова С. Урицкого "Объявим природе бой", Горький писал: "Прекрасное, подлинно большевистское намерение" (там же, стр.186). Теперь мы знаем, какой ущерб природе и "ноосфере" России нанесло это "большевистское намерение". Ряд причин и последствий такого издевательства над Природой обрисованы в сб. "Экологическая альтернатива. Истоки беды. Знаки беды."(1990), во множестве книг с тревожными названиями "Безмолвная весна", "До того как умрет природа", "Оскальпированная земля" и т.п.

Такие настроения отвечали духу времени, культуре переболтанных революцией и гражданской войной слоев населения. Константин Паустовский в повести "Начало неведомого века" писал: "и средние века померкли перед жестокостью, разгулом и внезапным невежеством двадцатого века. Где все это скрывалось, зрело, копило силы и ждало своего часа? Никто не мог сказать. История стремительно пошла вспять. Все в мире смешалось, и человек, после многих лет покоя, вновь почувствовал свою беспомощность перед злой волей другого человека" (Паустовский, 1958, стр.188).

Однако наряду с украинской черной вольницей, которую имел ввиду К. Г. Паустовский, наряду с теоретиком В. И. Вернадским и "гуманистом" М. Горьким, были тогда образованные люди, искренне мечтающие и способные улучшить среду своего обитания. Вот что писал, например, в г. Минусинске в первом учебнике по садоводству для сибиряков мой прадед И. П. Бедро, тот самый создатель нескольких промышленных садов, которому 4 года спустя И. В. Мичурин пожалуется в опубликованном позже письме на то, что промешкался и не успел уехать в Америку: "Человечество, видимо, переступило грань, за которой осталась вера в блаженство на небе... Оно становится на путь твердого знания и уверенности, что строить счастливую и красивую жизнь надо здесь, - на грешной земле... За этой уверенностью мы ждем широкого и глубокого порыва к творчеству в этом направлении. Садоводство - это одно из условий счастья. Недаром великие мыслители и наш Лев Толстой считали необходимым условием счастья, между прочим,- общение с растениями...

Страницы: 1, 2, 3, 4