Познание и реальность

Реферат

«Познание и реальность»

1.                Знание и его предмет

Нет необходимости доказывать, что познание окружающего мира играет важнейшую роль в жизни каждого отдельного человека и человечества в целом. Однако в повседневных делах люди, занимаясь познанием, редко задумываются над тем, как оно происходит, каковы его предпосылки, условия, формы, закономерности. Познание самого познания — это задача, которая требует специального анализа. Она издавна составляет предмет философских размышлений. Решением ее занимается философская теория познания — гносеология, которую называют также эпистемологией.

Дело гносеологии — построение общей теории познания. Она отвлекается от особенностей, свойственных познанию в каких-либо отдельных сферах человеческой деятельности, и ищет общее в них.

Познание есть процесс, направленный на получение знаний. Выступая как результат этого процесса, знание входит в содержание человеческого сознания и является идеальным по своей природе. Но знание всегда есть знание о чем-то. Знать ничего — это все равно что ничего не знать. Не может быть «знания ни о чем». Это предполагает, что существует нечто, к чему знание относится, — предмет знания.

Знание — это информация о некотором предмете.

Может показаться, что такое определение знания является тривиальным, само собою разумеющимся. Однако на самом деле его краткость и простота обманчивы. Определение знания — один из сложнейших философских в опросов, по которому существует множество различных мнений. Не вдаваясь в анализ споров, которые ведут вокруг него философы, сделаем лишь несколько пояснений к данному определению.

ü    Знание и информация — понятия не тождественные. Всякое знание есть информация, но не всякая информация есть знание. Информация есть более широкое понятие. Во-первых, потому, что знание существует только в сознании, тогда как информация имеется и в природных системах, лишенных сознания. Любая информация в принципе может приобрести характер знания, но для этого она должна стать фактом сознания, т. е. быть воспринята, осознана субъектом. Во-вторых, потому, что знание — это не вся информация, которой располагает субъект, а только та, содержание которой осмыслено, понято субъектом.

Если, например, человек услышал и даже запомнил какое-то высказывание на неизвестном языке, то, даже сознавая, что в этом высказывании заключено какое-то знание, он все-таки не имеет его, поскольку не смог понять его смысл.

Знание — это осмысленная субъектом информация (конечно, осмыслена и попята она может быть по-разному — с разной степенью точности, полноты, глубины и пр.). Но когда какое-то сообщение представляется субъекту бессмысленным, то хотя оно не дает субъекту никакого знания, это еще не значит, что оно неинформативно.

ü    Знание всегда есть некоторое утверждение, хотя оно может быть выражено не только в виде утвердительного, но и в виде отрицательного высказывания. Разница здесь лишь в том, что в первом случае знание заключается в утверждении о наличии, а во втором — об отсутствии у предмета каких-то свойств.

Даже известное высказывание Сократа: «Я знаю, что я ничего не знаю» представляет собою утверждение. Предметом этого утверждения является его автор, а утверждает оно — выбирайте сами, что вам больше нравится, — либо наличие у этого объекта свойства «ничего не знать», либо отсутствие у него свойства «знать хотя бы что-то».

ü    Любое знание включает в себя предпосылку (обычно молчаливо подразумеваемую), что оно объективно, т. е. определяется не субъективными особенностями, желаниями или эмоциями человека, а исключительно свойствами объекта. Когда человек говорит: «Я знаю...», он делает сразу двойное утверждение: первое — что у него есть знание о свойствах некоторого объекта, и второе — что это знание является объективным. Но, несмотря на то, что эта предпосылка («презумпция объективности») всегда сопровождает знание, на самом деле оно зачастую является субъективным мнением, которое отражает не столько свойства объекта, сколько свойства его искаженного образа в глазах человека. Более того, в наших знаниях всегда присутствует какой-то элемент субъективности — след человека, который эти знания создает. Можно сказать, что знание всегда надевает на себя «маску» объективности и ходит в ней, так что его «внешнему виду» нельзя доверять, и при каждой встрече с ним приходится думать о том, что на сей раз скрывается под этой «маской».

ü    Отсюда следует, что знание может быть как истинным, так и ложным. Иначе говоря, неверное, ошибочное утверждение — это тоже знание, только знание ложное. И хотя выражение «ложное знание» может кому-то показаться самопротиворечивым и бессмысленным («какое же это знание, если оно ложно?»), никакого противоречия и никакой бессмыслицы в нем нет. Ведь даже совершенно ошибочные утверждения о свойствах объекта являются информацией, относящейся к этому объекту, т. е., по определению, знанием. Из-за того, что информация не соответствует действительности, она не перестает быть информацией, а лишь оказывается информацией неверной, т. е. ложным знанием, заблуждением. Если к тому же учесть, что мы далеко не всегда (и гораздо чаще, чем нам кажется) способны отличить ложь от правды и определить, где кончается истина и начинается заблуждение, то это не позволяет исключить заблуждения из состава знаний. В состав знаний могут входить не только обоснованные и проверяемые утверждения, но и непроверяемые высказывания, необоснованные суждения, верования и вымыслы — ведь они тоже содержат какую-то информацию (которая к тому же может оказаться истинной и полезной).

Итак, понятие знания имеет чрезвычайно широкий смысл: в качестве знания может выступать фактически любое высказывание о каком-либо объекте — предмете знания. Но когда говорят о познании какого-то объекта, то обычно все же полагают, что результатом познания должно быть знание объективное — такая информация, содержание которой обусловлено природой объекта, а не создается субъектом по своему собственному произволу.

Рассмотрим теперь вопрос о предмете знания. Вообще говоря, предметом знания может быть все, что угодно, — физические тела и человеческие мысли, реальные явления и несбыточные мечты, то, что существует, существовало или будет существовать, и то, чего никогда не было и не будет. Но если иметь в виду объективное знание, то мы, очевидно, способны представить себе такие объекты, которые принципиально не могут стать его предметом.

Например: мифические существа — русалка, кентавр, огнедышащий дракон, Змей Горыныч и др. Верно ли, что у русалки рыбий хвост? Так как русалка — существо вымышленное, то какой она вымышлена, такова она и есть. Хвостом она наделена по определению (которое дано произвольно), а потому? раз мы приняли это определение, мы должны принять за истину и то, что у нее есть хвост. Но это утверждение, конечно, не есть объективное знание, ибо оно вытекает из произвольно данного определения. А верно ли, что хвост русалки — оранжевого цвета? Тут опять-таки все зависит от вашего желания. Вы вправе мысленно покрасить хвост вашей русалки в любой цвет — как захотите, так и будет. Какого цвета хвост русалки на самом деле? Ответить на этот вопрос невозможно, потому что «на самом деле» нет ни русалки, ни ее хвоста. Таким образом, знание о русалках и других подобных объектах, являющихся продуктами нашего воображения, не имеет объективного характера.

Каким условиям должен удовлетворять объект, чтобы о нем можно было получить объективное знание? На этот счет в истории философии высказывались различные мнения.

Самая простая точка зрения, которую называют наивным реализмом, состоит в том, что предметы объективного знания должны быть доступны чувственному опыту. Такими предметами являются материальные объекты окружающего нас мира. Мы воспринимаем их с помощью органов чувств, и в результате у нас возникают представления о них. Эти представления являются существующими в нашем мозгу «изображениями», «копиями» вещей.

Наивный реализм потому и называют наивным, что он даже не задается вопросом о достоверности наших чувственных впечатлений. Для него несомненно, что вещи таковы, какими они нам представляются, что цвета, звуки, осязательные или вкусовые качества — не только наши субъективные ощущения, но и свойства самих вещей.

Но могут ли идеальные образы обладать признаками, свойственными материальным объектам? Ведь мысль о квадрате не квадратна, а о жире — не жирна. Цвета, запахи, звуки и другие наши ощущения — не свойства вещей, а лишь следствия их воздействия на наше тело. Эти следствия могут быть совершенно непохожими на причины, вызвавшие их.

Разве можно сказать, что цвет похож на длину электромагнитной волны, шум — на тряску частиц воздуха, запах — на форму молекул вещества, попавших нам в нос, а ощущение холода - на уменьшение средней кинетической энергии молекул?

Вопрос о том, насколько наши чувственные впечатления о вещах обусловлены природой этих вещей, а насколько — устройством наших органов чувств и особенностями нашего восприятия, требует специального анализа.

Видные ученые XIX в. И. Мюллер и Г. Гельмгольц, выступая против наивного реализма, утверждали, что внешние объекты, воздействуя на наши органы чувств, порождают у нас ощущения, но между качествами наших ощущений и качествами вещей нет никакого соответствия. Наши ощущения являются лишь знаками или символами объектов, своего рода иероглифами, обозначающими их. «Ощущения чувств сообщают нам об особенностях внешнего мира, но делают это не лучше, чем мы можем сообщить слепому посредством слов понятие о цветах». Необходимо признать, что Гельмгольц в его «теории символов» (или «теории иероглифов») заходит слишком далеко, отрицая вообще соответствие ощущений свойствам предметов, однако он прав, указывая на то, что нельзя в наивно-реалистическом духе считать наши ощущения простыми «копиями» вещей.

Неудовлетворенность наивно-реалистическими представлениями о познании заставила многих философов занять прямо противоположную позицию: предметами объективного знания могут быть только объекты идеальные, данные нам в нашем сознании. Эта позиция нашла выражение в различных формах.

Сторонники религиозно-мистических учений ищут тайные духовные силы, скрытые за видимыми нами явлениями окружающей действительности. В монотеистических религиях эти силы сводятся к единому высшему духовному началу — Богу. Чувственный опыт не способен дать нам подлинного понимания явлений, потому что ему недоступны их «потусторонние» причины и основания. Полученные с его помощью знания недостоверны и обманчивы. Подлинного, наиболее совершенного знания, «высшей истины» можно достичь лишь путем особых, не поддающихся рациональному объяснению духовных прозрений (мистической интуиции, озарений свыше и пр.). Они открывают человеку «тайные смыслы бытия».

Таким образом, предметом знания здесь выступает «потусторонняя» духовная реальность, а не чувственно воспринимаемые объекты. Они рассматриваются лишь как внешняя вещественная оболочка «тайных смыслов бытия».

Одним из основоположников такого взгляда на познание был Платон. Согласно его гносеологической концепции, чувственные образы и впечатления, возникающие при наблюдении «мира вещей», не дают нам истинного знания. Оно появляется у человека только тогда, когда его душа вспоминает «мир идей», в котором она пребывала до своего вселения в тело («теория воспоминания»).

В религиозно-философских течениях высшим знанием считаются «истины веры», предметом которых являются Божественные деяния. Различные варианты t религиозно-мистического взгляда на знание и его предмет можно увидеть в иррационалистических учениях (Я. Беме, А. Бергсон, К. Кастанеда), согласно которым высшие истины недоступны разуму и могут быть познаны только с по мощью «откровения свыше», инстинкта, бессознательного творчества и т. п..

При этом часто духовное первоначало бытия (Бог, мировая душа, высший разум) объявляется принципиально непознаваемым, непостижимым для человека, что, вообще говоря, вступает в противоречие с представлением о духовной первооснове как предмете подлинного объективного знания и источнике «высшей истины».

Некоторые философы-рационалисты решают вопрос о предмете объективного знания на основе идеи тождества бытия и мышления.

Спиноза полагал, что порядок и связь вещей совпадают с порядком и связью мыслей. Каждой вещи во внешнем мире соответствует мысль, возникающая в нашем уме.

Например, перемещение планет по небосводу и мое представление об их движении — это не два разные явления, а одно и то же явление, только выступающее в двух разных аспектах: в одном оно есть процесс, протекающий в физическом пространстве, а в другом — процесс, протекающий в «пространстве мышления».

Гегель трактовал тождество мышления и бытия несколько иначе. По его учению, и природа, и наш разум — это разные формы проявления Абсолютной идеи. Абсолютная идея сначала создала понятия о вещах, а потом — вещи, соответствующие этим понятиям. В человека же она вложила разум, который способен мыслить в понятиях, как бы повторяя путь понятийного творчества Абсолютной идеи.

У Спинозы и у Гегеля познание строится как процесс постижения мыслей или понятий, выражающих свойства и законы вещей природы. Эти понятия и являются у них предметами знания. Опираясь на интуицию (Спиноза) или с помощью диалектического метода мышления (Гегель), разум постепенно продвигается ко все более ясному и полному раскрытию содержания понятий.

В субъективно-идеалистической философии (Беркли, Юм и др.) утверждается, что предметами, относительно которых мы можем получить объективное знание, являются данные чувственного опыта, «комбинации ощущений». Не надо искать чего-то, что находится «за» данными чувственного опыта: комплексы этих данных и есть то, что мы называем «вещами», «материальными объектами». Наши знания — это описания таких комплексов. А всякие рассуждения о том, что находится вне наших ощущений и восприятий, — это субъективные домыслы. Там, за пределами данных опыта, ничего нет (Беркли), а если что-то и есть, то недоступно объективному знанию, ибо любые утверждения об этом «что-то» сомнительны (Юм). Предметом знания, таким образом, могут быть только зафиксированные в нашем сознании данные чувственного опыта и результаты их мысленной обработки.

И. Кант нашел иной подход, который положил начало так называемой имманентной гносеологии. Согласно Канту, у наших ощущений есть источник, но о нем мы в принципе ничего знать не можем. Это — вещь в себе. В кантовском учении познание изображается как процесс упорядочения опытных данных — ощущений, порожденных «вещью в себе». Из упорядоченных в пространстве и времени групп ощущений и образуется то, что мы называем вещами, явлениями природы («вещами для нас»). Рассудок подводит эти группы ощущений под априорные категории мышления, в результате чего мы получаем возможность формулировать общие и необходимые суждения о вещах — законы природы. Таким образом, в процессе созерцания и мышления образуются и вещи, т. е. предметы, которые мы познаем, и знания о них.

Вслед за Кантом имманентные теории знания выдвигали Г. Коген, В. Шуппе, Н. Лосский и др. Общий главный тезис их состоит в том, что предмет знания имманентен знанию, т. е. является частью знания (имманентный — от лат. immanens — находящийся внутри). Знание образуется в ходе мысленного построения предмета, оно несет свой предмет в себе.

Страницы: 1, 2