Вернадский и современность
ВЕРНАДСКИЙ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Владимир Иванович Вернадский был не только очень
разносторонним исследователем, но и глубоким оригинальным мыслителем. Он
обладал необычайно широким кругом интересов и его научная деятельность оказала
влияние не только на развитие различных направлений мировой науки, но и на
формирование современного научного миропонимания. Представители разных областей
естествознания по-разному видят и воспринимают творчество Вернадского, а,
называя его своим учителем, совсем не одинаковый смысл вкладывают в содержание
этого слова — каждый из них учился у Вернадского чему-то определенному. Поэтому
любой комментарий, любое сопоставление его высказываний с современными
взглядами, оценка его влияния на их формирование, любое его прочтение носят
субъективный характер, преломленный через собственную деятельность авторов
комментариев.
С конца 60-х годов меня начала интересовать возможность
изучения биосферы как единого целого и процесс взаимоотношения общества и
остальной биосферы. Эти интересы возникли в связи с семинарами Н. В.
Тимофеева-Ресовского и его прямыми советами использовать в описании биосферы
как единой системы и механизмов ее функционирования язык математики. Он же
познакомил нас со многими замечательными страницами отечественного
естествознания и творчеством Вернадского, горячим поклонником которого был сам.
Особое впечатление на меня произвели мировоззренческие
суждения Вернадского, широта (и терпимость) его общефилософских взглядов. Они и
стали одной из отправных позиций моих собственных работ. Поэтому далее я
остановлюсь лишь на трех интересующих меня вопросах общеметодологического
характера, в прояснение которых Вернадский внес важнейший вклад:
1. Формирование современного рационалистического миропонимания
(современного рационализма);
2. Учение о ноосфере в контексте универсального эволюционизма;
3. Проблемы живого вещества и современные космогонические
гипотезы. Как всякий крупный натуралист, создающий собственную «картину мира»,
он шел к ней всю жизнь, и как следствие, неизбежная противоречивость ряда
суждений. Об этом я говорить не буду. Жизнь является великим фильтром. После
кончины Вернадского прошло уже полвека, и следует говорить прежде всего о том,
что из его научного творчества вошло в золотой фонд человеческих знаний.
Вернадский и
современный рационализм
В XX в. традиционный рационализм претерпел существенные
изменения. Конечно, он остался рационализмом — вряд ли наука сможет когда-либо
с ним расстаться, на то она и наука. Но новые факты, установленные в физике и
других областях естествознания, заставили не просто расширить наши
представления об окружающем мире, но и постепенно сформировать новую
мировоззренческую парадигму. В ее формировании роль Вернадского трудно переоценить.
По существу, в нынешнем столетии возникла новая «картина мира». Изменилось и
представление о содержании и смысле научного метода, понятие истины и многие
другие понятия, пересмотр которых был начат еще Пуанкаре в самом начале века.
Сначала несколько слов об истории вопроса.
Рождение современной науки и научного метода обычно связывают
с революцией Коперника — Галилея — Ньютона. Именно зде,сь — накануне эпохи
Просвещения — следует искать истоки того научного мировоззрения, которое
позднее получило название рационализма. Он сформировался в XVII—XVIII вв., и
именно ему наука обязана своим взлетом в веке XIX, да и большинством научных
достижений нынешнего века.
В основе классического рационализма XVIII в. было
представление о мироздании как о некоем механизме, который действует по
некоторым вполне четко определенным и неизменным правилам (законам). Этот
механизм был однажды запущен, и его дальнейшее функционирование раз и навсегда
определено. В мире царствует жесткий детерминизм, а человек не более чем посторонний
наблюдатель, неспособный что-либо изменить и как-то существенно вмешаться в
однажды начертанный ход событий. Но человек наделен способностью познавать эти
законы и использовать их в собственных интересах. Такую концепцию особенно
четко сформулировал Френсис Бэкон, который считал необходимым познание законов
Природы, для того чтобы иметь возможность ставить их на службу человечества. В
этот период наука в европейском мире стала играть совершенно новую роль. Она
перестала быть уделом отдельных «посвященных» или предметом удовлетворения
личного любопытства, она «вышла из монастырей» и ее развитие превратилось в
важнейшую функцию общества. Люди занимались наукой, конечно, и до эпохи
Просвещения и пользовались приобретенными знаниями. Но никогда раньше она не
рассматривалась людьми как источник их могущества, власти над Природой в том
смысле, в каком он окончательно утвердился к XIX в.
Несмотря на огромные успехи науки XVIII и XIX вв. и создание
на ее основе новых образцов техники, приведших постепенно к переустройству
всего жизненного уклада людей, концепции рационализма стали подвергаться
разнообразной критике. Прежде всего со стороны церкви. Иного и быть не могло.
Правда, механизм мироздания был однажды запущен некой Высшей Силой или Высшим
Разумом. Но затем он уже не участвовал в его функционировании. В лучшем случае
он мог играть роль «Абсолютного Наблюдателя», которому доступна «Абсолютная
Истина»,— роль, на которую начал претендовать и сам человек. В самом деле,
согласно воззрениям рационализма научные изыскания человека как раз и были
направлены на достижение Абсолютного знания (Абсолютной Истины) и он, согласно
этим воззрениям, непрерывно к нему приближался.
Одним словом, христианский Бог церкви XVIII и XIX вв. никак не
вписывался в схемы классического рационализма или, по словам Лапласа, для того
чтобы объяснить функционирование Вселенной, человек не нуждался в гипотезе о
существовании Бога.
Один из величайших писателей и мыслителей XVIII в. Вольфганг
Гете говорил о том, что всегда существуют два вопроса «зачем» и «как». Наука
занимается только вторым. Добавлю от себя: первый вопрос тоже нельзя сбрасывать
со счета. Он рождается внутри человека, но каждый решает его по-своему, ибо это
вопрос веры. И эти вопросы не следует смешивать, и оба они влияют на мировоззрение
человека.
Но ограниченность и противоречивость классического
рационализма были замечены не только богословами, но и учеными и философами.
Кант был, по-видимому, первым, кто увидел несоответствие между
рационалистическим видением окружающего мира и иррациональностью самого
человека.
Я думаю, что кризис классического рационализма начался с его
внутреннего неприятия самим естествознанием. Хотя дарвинизм, генетика и другие
великие научные построения XIX в., казалось, вполне согласовывались с общим
духом рационализма, тем не менее представление о постороннем наблюдателе часто
переставало казаться абсолютно бесспорным, так же как и абсолютный
де-терминизм. Так, например, уже Сеченов подчеркивал необходимость изучения
человека в единстве его «плоти, души и природы». Надо сказать, что во второй
половине XIX в. в русской науке получило определенное распространение
«системное мышление»: многие ученые того времени стремились к построению
синтетических (в том числе и междисциплинарных) конструкций. Эта особенность
отечественного естествознания привела к появлению того своеобразного
умонастроения, которое получило позднее название русского космизма. Такие
тенденции определенным образом воздействовали не только на характер приоритетов
отечественной науки, но и на характер русского философского мышления.
Я обращаю внимание на эту особенность русской научной мысли,
чтобы подчеркнуть ту атмосферу, в которой формировался Вернадский не только как
естествоиспытатель, но и как философ и методолог. Для понимания научных
устремлений Вернадского важно, что представление о единстве человека и Природы,
о человеке как об активном природном факторе, представление, может быть, еще
четко не формулируемое в те годы, было одним из важнейших составляющих русского
научного и философского мировоззрения времен научного юношества Вернадского.
Итак, во второй половине прошлого века возникло стремление к
более глубокому изучению Природы, ее внутренних взаимосвязей, при котором
объект исследования и изучающий его субъект уже не были разделены непроницаемым
барьером. Человек уже начинал мыслиться включенным в наш единый Мир, в
Универсум, как позднее скажет Тейяр де Шарден. Однако решающий удар по исходным
мировоззренческим позициям классического рационализма, потребовавший отказа от
принципа стороннего наблюдателя, был сделан физикой, более точно — квантовой
механикой, но уже в 20-х годах нынешнего века.
Я уже обратил внимание на то, что, начиная с конца XIX в.,
постепенно утверждалось представление о том, что наш Мир является единой
системой. Но такое представление входило в противоречие с «субъект-объектной
парадигмой» классического рационализма, основанной на независимости
субъекта-наблюдателя и объекта наблюдения. Но как только мы начинаем мыслить
Мир, т. е. все окружающее нас самих некоторой единой системой, то обязаны
считать и объекта и субъекта ее элементами. Значит, они так или иначе связаны
между собой. Каковы эти связи — уже другой вопрос, но они существуют.
Таким образом, возможность выделения из системы
объект-субъект, их локализация как независимых элементов необходимо должна
опираться на предположение, что существует некоторый интервал времени, на
котором с точки зрения наблюдателя влиянием объекта наблюдения и
поведения субъекта на систему в целом и друг на друга можно пренебречь.
Сформулировав такое утверждение, естественно поставить вопрос: всегда ли
существует такой интервал времени, когда подобное разделение наблюдателя и
объекта наблюдения возможно?
До поры до времени казалось, что такой вопрос не имел
сколь-нибудь практического значения — о нем особенно не задумывались. Но в 20-х
годах выяснилось, что в общем случае ответ на поставленный вопрос
отрицательный. И этот факт был обнаружен при изучении двойственной природы
света. Вернер Гейзенберг был первым, кто произнес сакраментальную фразу о том,
что в общем случае разделение субъекта и объекта его наблюдения невозможно.
Я думаю, что формирование отчетливой философской позиции
современного рационализма началось именно с квантовой механики, давшей первые
наглядные и неопровержимые доказательства о включенности человека в качестве
активного элемента в единый мировой эволюционный процесс.
Мне представляется, что формирование современной версии
рационализма, если угодно, современной картины мира, шло навстречу друг другу с
двух разных сторон. Естествознание все более глубоко осознавало единство и
целостность Природы и влияние активной деятельности человека на природные
процессы, а физика открыла ее самый глубинный слой, показав, что «внешний
наблюдатель» всего лишь абстракция, которая может быть полезной исследователю,
но лишь в определенных пределах.
В этом направлении очень важный шаг был сделан Вернадским. Все
его усилия были направлены на то, чтобы доказать неразделимость косного и
живого вещества, а следовательно, и человека. Все это является составляющими
единого неделимого материального мира. Весь путь Вернадского — это постепенное
расширение горизонта и наполнение конкретным содержанием общей «идеи
системности» нашего Мира. Он начал с изучения геохимических процессов, потом проследил
место живого вещества в процессах планетарной эволюции. Затем он вышел за
границы биосферы, рассматривая Жизнь и Разум как явления космические. После
работ Вернадского создалась реальная возможность нарисовать всю грандиозную
картину мироздания как единого процесса самоорганизации от микромира до
человека и Вселенной. И она нам представляется совсем по-новому и совсем не
так, как она рисовалась классическим рационализмом. Вселенная — это не
механизм, однажды заведенный Внешним Разумом, судьба которого определена раз и
навсегда, а непрерывно развивающаяся и самоорганизующаяся система. А человек не
просто активный внутренний наблюдатель, а действующий элемент системы.
Эйнштейн был, по-видимому, не прав, когда говорил о том, что
«Бог не играет в кости». Судя по всему, без языка теории вероятностей описать
законы развития нельзя: именно вероятностная, стохастическая первооснова
Вселенной служит одним из движителей мирового эволюционного процесса, на одном
из этапов которого во Вселенной возникает живое вещество и человеческий Разум.
Значит, на определенной стадии своего развития Универсум обретает инструмент
самопознания — это Человек. Он вносит в процесс самоорганизации
целенаправляющее начало. Но как элемент системы он, в процессе ее эволюции,
получил лишь ограниченные средства познания, и эволюционный процесс в целом
остается непредсказуемым. Хотя Разум и вносит в него определенный элемент
предвидения и «новую направленность».
Современная рационалистическая парадигма позволяет шире
смотреть на проблемы развития. И на эволюцию в целом, в том числе и эволюцию
живого вещества. Эволюция отдельных видов всего лишь фрагмент общего процесса
развития. Поэтому для понимания эволюционного процесса недостаточно изучения
деталей и отдельных механизмов видообразования, как это имеет место в
современных эволюционных теориях. И Вернадский был первым, кто связал эволюцию
живого вещества и эволюцию окружающей среды со всем разнообразием
взаимодействующих механизмов.
Формирование такого видения мира, такой рационалистической
парадигмы невозможно без тех представлений о единстве косной и живой материи,
которыми мы обязаны Вернадскому. Его роль в формировании современного научного
мировоззрения переоценить очень трудно. Я думаю, что он принадлежит к тройке
самых выдающихся мыслителей XX в., определивших новый этап рационализма и его
новое понимание. К этой тройке я отношу также Нильса Бора и Анри Пуанкаре.
Учение о ноосфере
Свою последнюю работу «Биосфера и ноосфера», написанную в 1943
г., В. И. Вернадский заканчивает словами: «Сейчас мы переживаем новое
геологическое изменение биосферы. Мы входим в ноосферу... Но важен факт, что
идеалы нашей демократии идут в унисон со стихийными геологическими процессами,
с законами Природы, отвечают ноосфере. Можно смотреть поэтому на наше будущее
уверенно. Оно в наших руках. Мы его не выпустим»
Это заключение мне представляется квинтэссенцией идейного
содержания всей его научной жизни. Он долго шел к такому утверждению. Еще в
начале века, изучая роль живого вещества в эволюции биосферы, Вернадский увидел
стремительный рост значения живого вещества и человеческой деятельности в
эволюции биосферы. Он анализирует «технику жизни» — особенности его миграции и
устанавливает непрерывное развитие форм все более усиливающих влияние живого
вещества на косную материю. И в этом ряду особое место принадлежит человеку. «В
настоящее время человек — основной геологообразующий фактор биосферы» — этот
тезис на протяжении многих лет был одним из основных источников его
размышлений.
Хорошо известно, что сам термин «ноосфера» придумал не
Вернадский, а Леруа. Позднее его широко использовал Тейяр де Шарден. Что
касается Вернадского, то он начал употреблять термин «ноосфера» только в
последнее десятилетие своей жизни и то весьма осторожно. Как истинный
естествоиспытатель, он должен был пройти огромный путь, чтобы в 1943 г.
написать: «ноосфера последнее из многих состояний биосферы в геологической
истории» («Биосфера и ноосфера»). А на заре XX в. в статье «Два синтеза» он
писал: «В науке нет до сих пор ясного сознания, что явление жизни и мертвой
природы... являются проявлениями единого процесса». Мне кажется, что подобное
сомнение было свойственно и ему самому, поскольку сначала этот принцип был,
видимо, чисто интуитивным прозрением, и он всю свою долгую жизнью стремился его
оправдать и экспериментально обосновать. Положение о единстве Природы является
ключевым для понимания всей жизненной позиции Вернадского. Собственно отсюда и
начинается его учение о ноосфере, хотя этот термин еще долго не появится в
лексиконе Вернадского.
Страницы: 1, 2
|