Бесчисленное количество раз наша буржуазия самым неумелым образом, а зачастую самым неморальным образом выступала против очень скромных и человечески справедливых требований - часто при этом без всякой пользы для себя и даже без какой бы то ни было перспективы получить какую-либо пользу. И вот, благодаря именно этому, даже приличные рабочие загонялись из профсоюзов на арену политической деятельности.

Можно сказать с уверенностью, что миллионы рабочих сначала были внутренне враждебны социал-демократической партии, но их сопротивление было побеждено тем, порой совершенно безумным поведением буржуазных партий, которое выражалось в полном и безусловном отказе пойти навстречу какому бы то ни было социальному требованию. В конце концов, этот отказ пойти на какое бы то ни было улучшение условий труда, принять меры против травматизма на производстве, ограничить детский труд, создать условия защиты женщины в те месяцы, когда она носит под сердцем будущего "сына отечества", - все это только помогало социал-демократии, которая с благодарностью регистрировала каждый такой отказ и пользовалась этими настроениями имущих классов, чтобы загонять массы в социал-демократический капкан. Наше политическое "бюргерство" никогда не сможет замолить этих своих грехов. Отклоняя все попытки исправить социальное зло, организуя сопротивление всем этим попыткам, эти политики сеяли ненависть и давали хотя бы внешнее оправдание заявлениям смертельных врагов нашего народа, что-де только с.-д. партия действительно думает об интересах трудящихся масс. Эти политики таким образом и создали моральное оправдание существованию профсоюзов, т. е. тех организаций, которые издавна служат главной опорой политической партии.

В годы моего венского учения я вынужден был - хотел ли я того или нет - занять позицию по вопросу о профсоюзах.

Так как я смотрел на профсоюз как на неотъемлемую часть с.-д. партии, то мое решение было быстро и... неправильно.

Я отнесся к профсоюзам начисто отрицательно.

Но и в этом бесконечно важном вопросе сама судьба дала мне ценные уроки.

В результате первое мое мнение было опрокинуто.

Имея 20 лет от роду, я научился различать между профсоюзами как средством защиты общих социальных прав трудящихся и средством завоевания лучших условий жизни для рабочих отдельных профессий и профсоюзами как инструментами политической партии и классовой борьбы.

То обстоятельство, что социал-демократия поняла громадное значение профессионального движения, обеспечило ей распоряжение этим инструментом и тем самым - успех; то обстоятельство, что буржуазия этого не поняла, стоило ей потери политической позиции. Буржуазия в своей надменной слепоте надеялась простым "отрицанием" профсоюзов помешать логическому ходу развития. На деле же вышло только то, что она направила это развитие на путь, противный логике. Что профессиональное движение само по себе будто бы враждебно отечеству - это нелепость и сверх того неправда. Правильно обратное. Пока профессиональная деятельность имеет целью улучшение жизни целого сословия, которое является одной из главных опор нации, это движение не только не враждебно отечеству и государству, напротив, оно "национально" в лучшем смысле слова. Такое профессиональное движение помогает созданию социальных предпосылок, без которых общенациональное воспитание вообще невозможно. Такое профессиональное движение приобретает ту громадную заслугу, что помогает победить социальную болезнь, уничтожает в корне бациллы этой болезни и таким образом содействует общему оздоровлению народного организма.

Спорить о необходимости профсоюзов таким образом поистине пустое дело.

Пока среди работодателей есть люди с недостаточным социальным пониманием или тем более с плохо развитым чувством справедливости и права, задача руководителей профсоюзов, которые ведь тоже являются частью нашего народа, заключается в том, чтобы защищать интересы общества против жадности и неразумия отдельных лиц. Сохранить верность и веру в народ есть такой же интерес нации, как сохранить здоровый народ.

И то и другое подтачивается теми предпринимателями, которые не чувствуют себя членами всего общественного организма. Ибо гнусная жадность и беспощадность порождают глубокий вред для будущего.

Устранить причины такого развития - это заслуга перед нацией, а не наоборот.

Пусть не говорят нам, что каждый отдельный рабочий имеет полное право сделать надлежащие выводы из той действительной или мнимой несправедливости, которую ему причиняют, т. е. покинуть данного предпринимателя и уйти. Нет! Это ерунда. Это только попытка отклонить внимание от важного вопроса. Одно из двух: или устранение плохих антиобщественных условий лежит в интересах нации или нет. Если да, то бороться против этого зла надо теми средствами, которые обещают успех. Отдельный рабочий никогда не в состоянии защитить свои интересы против власти крупных предпринимателей. Здесь дело идет не о победе высшего права. Если бы обе стороны стояли на одной точке зрения, то не было бы и самого спора. Здесь дело идет о вопросе большей силы. Если бы это было не так, если бы с обеих сторон было в наличии чувство справедливости, спор бью бы разрешен честным образом или точнее он бы и вообще не возник.

Нет, если антиобщественное или незаконное обращение с человеком зовет его к сопротивлению, то эта борьба может разрешаться лишь при помощи большей или меньшей силы, до тех пор пока не будет создана законная судебная инстанция для уничтожения такого зла. Но из этого вытекает, что для сколько-нибудь успешной борьбы с предпринимателем и его концентрированной силой рабочий должен выступать не как отдельное лицо, иначе не может быть и речи о победе.

Ясно, что профессиональная организация могла бы вести к укреплению социальной идеи в практической жизни и тем самым к устранению тех причин, которые вызывают раздражение масс и постоянно порождают поводы к недовольству и жалобам.

Если это сейчас не так, то большею частью вину за это несут те, кто мешает устранению общественного зла на путях законодательства. Вина лежит на тех, кто употребляет все свое политическое влияние, чтобы помешать такому законодательству.

Чем больше политики буржуазии не понимали или вернее не хотели понять значения профессиональной организации и ставили ей все новые препятствия, тем увереннее социал-демократия забирала это движение в свои руки. С большой дальновидностью она создала для себя прочную базу, которая в критическую минуту уже не раз оказывалась ее последней защитой. Конечно при этом внутренняя цель движения постепенно сошла на нет, что открыло дорогу для новых целей.

Социал-демократия никогда и не думала о том, чтобы сохранить за профессиональным движением его первоначальные задачи.

Нет, она об этом конечно не думала.

В ее опытных руках в течение нескольких десятилетий это орудие защиты общественных прав человека превратилось в инструмент, направленный к разрушению национального хозяйства. Что при этом страдают интересы рабочих, социал-демократию нисколько не трогает. Применение экономических мер давления дает возможность и в политической области применять вымогательство. Социал-демократия достаточно бессовестна для того, чтобы этим пользоваться, а идущие за ней массы обладают в достаточной мере овечьим терпением, чтобы позволить ей это делать. Одно дополняет другое.

Уже на рубеже XX столетия продвижение давно перестало служить своей прежней задаче. Из года в год оно все больше подчинялось социал-демократической политике и в конце концов превратилось исключительно в рычаг классовой борьбы. Его задачей стало изо дня в день наносить удары тому экономическому порядку, который с таким трудом едва-едва был построен. Подорвавши экономический фундамент государства, можно уже подготовить такую же судьбу и самому государству. С каждым днем профсоюзы стали все меньше и меньше заниматься защитой действительных интересов рабочих. Политическая мудрость в конце концов подсказала вожакам ту мысль, что улучшать экономическое положение рабочих вообще не стоит: если сильно поднять социальный и культурный уровень широких масс, то ведь, пожалуй, возникнет опасность, что, получив удовлетворение своих требований, эти массы не дадут больше использовать себя как безвольное орудие.

Эта перспектива внушала вожакам такую большую боязнь, что они в конце концов не только перестали бороться за поднятие экономического уровня рабочих, но самым решительным образом стали выступать против такого поднятия.

Найти объяснения для такого, казалось бы, совершенно непонятного поведения им было не так трудно.

Они стали предъявлять такие громадные требования, что те небольшие уступки, которые удавалось вырвать у предпринимателей, должны были показаться рабочим относительно совершенно ничтожными. И вот рабочим стали изо дня в день доказывать ничтожество этих уступок и убеждать их в том, что здесь они имеют дело с дьявольским планом: уступив до смешного мало, отказать рабочим в удовлетворении их священных прав, да еще ослабить при этом наступательный натиск рабочего движения. При небольших мыслительных способностях широкой массы не приходится удивляться тому, что этот прием удавался.

В лагере буржуазии очень много возмущались по поводу лживости социал-демократической тактики, но сами представители буржуазии никакой серьезной линии собственного поведения наметить не сумели. Казалось бы, что раз социал-демократия так трепещет перед каждым действительным улучшением положения рабочих, то надо было бы напрячь все силы именно в этом направлении и тем вырвать из рук апостолов классовой борьбы их слепое орудие.

Ничего подобного сделано не было. Вместо того, чтобы перейти в наступление и взять позицию противника с бою, предпринимательские круги предпочли пятиться назад, уступать немногое лишь под давлением противной стороны и в самую последнюю минуту соглашаться лишь на такие совершенно недостаточные улучшения, которые ввиду своей незначительности никакого действия оказать не могли и которые поэтому социал-демократия могла легко отклонить. В действительности все оставалось по-старому. Недовольство только выросло еще больше.

Уже тогда так называемые "свободные профсоюзы" висели грозным облаком над общеполитическим горизонтом и омрачали существование каждого отдельного трудящегося.

Свободные профсоюзы стали одним из ужаснейших орудий террора, направленных против независимости и прочности национального хозяйства, против незыблемости государства и свободы личности.

Именно свободные профсоюзы в первую очередь сделали то, что понятие демократии превратилось в смешную и отвратительную фразу. Это они опозорили свободу, это они всей своей практикой послужили живой иллюстрацией к известным словам: "если ты не хочешь стать нашим товарищем, мы пробьем тебе череп". Вот какими рисовались мне уже тогда эти друзья человечества. С годами этот мой взгляд расширился и углубился, изменять же его мне не пришлось.

Когда интерес мой к социальным проблемам пробудился, я стал со всей основательностью изучать их. Для меня открылся новый доселе неизвестный мне мир.

В 1909-1910 гг. мое личное положение несколько изменилось; мне не приходилось больше работать чернорабочим, я смог теперь зарабатывать кусок хлеба другим путем. В это время я стал работать как чертежник и акварелист. Как ни плохо это было в отношении заработка - его действительно едва хватало, чтобы жить, - это было все же недурно с точки зрения избранной мною профессии. Теперь я уже не возвращался вечером домой смертельно усталый и неспособный даже взять в руки книгу. Моя теперешняя работа шла параллельно с моей будущей профессией. Теперь я был в известном смысле сам господином своего времени и мог распределять его лучше чем раньше.

Я рисовал для заработка и учился для души.

Теперь я - получил возможность в дополнение к моим практическим наблюдениям приобрести те теоретические знания, которые нужны для разрешения социальных проблем. Я стал штудировать более или менее все, что попадалось мне в руки, читал книги и углубился в свои собственные размышления.

Теперь я думаю, что окружавшие меня тогда люди несомненно считали меня чудаком.

Что при этом я со всей страстью и любовью отдавался строительному искусству, понятно само собой. Это искусство наряду с музыкой казалось мне тогда королем всех искусств: занятие этим искусством при таких обстоятельствах было для меня не "трудом", а высшим счастьем. Я мог до самой глубокой ночи читать или чертить, не уставая. Во мне все крепла вера, что хотя и через много лет для меня все-таки наступит лучшее будущее. Я был убежден, что придет время, и я составлю себе имя как архитектор.

Что рядом с этим я обнаруживал большой интерес ко всему тому, что связано с политикой, казалось мне вполне естественным. В моих глазах это была само собою разумеющаяся обязанность всякого мыслящего человека. Кто не интересовался политическими вопросами, в моих глазах теряя всякое право критиковать или даже просто жаловаться.

И в этой области я много читал и много учился. Скажу тут же, что под "чтением" я понимаю, быть может, нечто совсем другое, чем большинство нашей так называемой "интеллигенции".

Я знаю многих, которые "читают" бесконечно много - книгу за книгой, букву за буквой; и все-таки я не назову этих людей иначе, как только "начитанными". Конечно люди эти обладают большим количеством "знаний", но их мозг совершенно неспособен сколько-нибудь правильно усвоить, зарегистрировать и классифицировать воспринятый материал. Они совершенно не обладают искусством отделять в книге ценное от ненужного, необходимое держать в голове, а излишнее, если возможно, просто не видеть и во всяком случае не обременять себя балластом.

Ведь и чтение не является самоцелью, а только средством к цели. Чтение имеет целью помочь человеку получить знания в том направлении, какое определяется его способностями и его целеустремлением. Чтение дает человеку в руки те инструменты, которые нужны ему для его профессии, независимо от того, идет ли речь о простой борьбе за существование или об удовлетворении более высокого назначения. Но с другой стороны, чтение должно помочь человеку составить себе общее миросозерцание. Во всех случаях одинаково необходимо, чтобы содержание прочитанного не откладывалось в мозгу в порядке оглавления книги. Задача состоит не в том, чтобы обременять свою память определенным количеством книг. Надо добиваться того, чтобы в рамках общего мировоззрения мозаика книг находила себе соответствующее место в умственном багаже человека и помогала ему укреплять и расширять свое миросозерцание. В ином случае в голове читателя получается только хаос. Механическое чтение оказывается совершенно бесполезным, что бы ни думал об этом несчастный читатель, наглотавшийся книг. Такой читатель иногда самым серьезным образом считает себя "образованным", воображает, что он хорошо узнал жизнь, что он обогатился знаниями, а между тем на деле по мере роста такого "образования" он все больше и больше удаляется от своей цели. В конце концов, он кончит либо в санатории, либо "политиком" в парламенте.

Кто так работает над собой, тому никогда не удастся использовать свои хаотические "знания" для тех целей, которые возникают перед ним в каждый данный момент. Его умственный балласт расположен не по линии жизни, а по линии мертвых книг. И хотя жизнь много раз будет наталкивать его на то, чтобы взять из книг действительно ценное, этот несчастный читатель сумеет только сослаться на такую-то страницу прочитанного в книге, но не сумеет применить ее к жизни. В каждую критическую минуту такие мудрецы в поте лица ищут в книгах аналогий и параллелей и конечно неизбежно попадают пальцем в небо.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26