Все предложения Татищева, предусматривавшие резкое увеличение производства меди и железа, были точно просчи-таны и являлись совершенно реальными. Что-то он начинал делать, будучи убежденным, что коллегия задним числом одобрит и поддержит. Но получилось иное: коллегия ничего не поддержала. Через два года Татищеву пришлось отвечать на вопросы, почему он не сделал того, что он предлагал сделать, а его планы будет реализовывать де Геннин. Выяви-лось, что кто-то внимательно просматривал его переписку, особенно если дело касалось заводов Демидовых.

Частные предприниматели, как и во все времена, есте-ственно, стремились получить прибыль не только за счет производства, но и за счет казны. Татищев попытался защи-тить казенные интересы, и на него потекли доносы. К тому же советников Берг-коллегии раздражала независимость Та-тищева, его неприятие немецко-голландской терминологии, пронизывавшей переписку чиновников. Нынешний Екате-ринбург, начало которому положил Татищев, у него назы-вался «Екатерининск» (в честь супруги Петра). Онемеченная бюрократия победила, добавив «бург». Татищев до конца дней держался своего варианта названия города.

Демидовы, с которыми Татищеву пришлось столкнуться на Урале, имели покровителями главных казнокрадов стра-ны -- Меншикова и Апраксина. Да и сам Петр благоволил родоначальнику династии -- Никите. К тому же Татищев попытался привлечь к делу специалиста, наказанного самим Петром за причастность к делу царевича Алексея. Де Геннин был направлен Петром на Урал, дабы защитить интересы Демидова и дать дополнительный материал на Татищева. В отчете де Геннин честно доносил Петру, что в тяжбе с Деми-довыми Татищев целиком прав: Демидов желал бы разоре-ния казенных («Ваших») заводов, а Татищев старался их под-нять, подкупить Демидов Татищева не смог. И как бы извиня-ясь: «Я онаго Татищева представляю без пристрастия, не из любви или какой интриги, или б чьей ради просьбы, я и сам рожи его калмыцкой не люблю, но видя его в деле весьма права, и к строению заводов смышленна, разсудительна и прилежна».

Сенат оправдал Татищева, определив взыскать в пользу Татищева с Демидова 6 тысяч рублей (его годовое жалованье было 180 рублей). Татищев должен был снова вернуться на Урал, заменить там де Геннина. Теперь он стремится вы-рваться отсюда, так как ему пришлось бы работать под нача-лом Михаэлиса, тупость и амбициозность которого раздра-жала и де Геннина. В конце 1723 г. он возвращается в столи-цы и впервые ищет возможности отказаться от повторного назначения. В начале 1724 г. Татищева принимает Петр. Он ведет с ним беседы об училищах Академии наук, по разным вопросам практической деятельности. Снова обсуждался вопрос о «землемерии». У Татищева относительно этого не только было оригинальное мнение, но и имелся неистощи-мый запас проектов (многие из которых будут осуществлены уже в XIX в.). Не решая окончательно вопроса об Урале, Петр берет Татищева ко двору. В «птенцах» он явно разочарован. Нужны не просто верные, но знающие и государственно мыслящие люди.

Между прочим, к идее создания Академии наук и при-глашения «в профессоры» иноземцев Татищев относился от-рицательно, о чем прямо и сказал Петру: «...без нижних школ академия оная с великим расходом будет бесполезна». После смерти Петра Академию основали, а «нижние» шко-лы не открывались и приходили в упадок те, что ранее были созданы.

Уральские дела, естественно, тоже интересовали Петра: оттуда шла медь (в том числе на деньги, которыми заменяли серебро), железо и разные минералы. Строгановы вошли к царю с ходатайством передать «охочим людям» некоторые казенные рудники. Петр предложил Татищеву составить проект условий, на которых это можно было сделать. Вос-пользовавшись случаем, Татищев изложил свое видение этой проблемы вообще. Он полагал, что за казной надо оставить только крупные заводы, руководство которыми может быть обеспечено достаточно подготовленными и заслуживающи-ми доверия людьми. Остальные следует продать «охочим людям», компаниям, создать нечто вроде акционерных об-ществ, членами которых могли быть и советники Берг-колле-гии. Геннин выступил против предложений Татищева (огово-рив, впрочем, что в случае согласия с проектом он хотел бы взять на себя какие-то заводы). Петр согласился с Татище-вым, но считал такое мероприятие несвоевременным.

Летом 1724 г. Татищев получил звание советника Берг-коллегии. Коллегия настаивала на его возвращении на Урал. Но Петр не подписал назначения. Он направил Татищева в Швецию. Официально -- изучать опыт в военной и граждан-ской областях. Были и «секретные дела»: выяснить возмож-ность поддержки герцога голштинского Карла-Фридриха, жениха Анны Петровны, в его претензиях на шведский стол.

Смерть Петра сразу заставила Татищева почувствовать, как ненадежно положение ревностного слуги государства, когда оно зависит лишь от первого лица. Преемники Петра брали иной курс. Его постоянные предложения, которые он подсылал из Швеции, уже никого не интересовали. Делая раз-ные приобретения для казны, Татищев брал деньги в долг, но Коллегия ничего ему не высылала. Он смог выехать из Шве-ции лишь в 1726 г., когда деньги, наконец, были получены.

Берг-коллегия, из которой Брюс вынужден был уйти, уси-ленно толкала Татищева назад, на Урал, и далее, в Нерчинск (на серебряные заводы). По существу речь шла о ссылке. Но она не состоялась. Видимо, содействие Татищеву оказал Д.М.Голицын, несомненно самый видный из «верховников» и наиболее государственно мыслящий деятель при дворе. Та-тищев познакомился с ним, еще будучи в Киеве в 1710 г. В 20-е годы он постоянно занимался в его обширной библиоте-ке, о чем позднее вспоминал, указывая источники некоторых оригинальных сведений своей «Истории». У них было много общего во взглядах на происходящее, особенно в экономичес-кой области. Так или иначе, но в 1727 г. Татищев получает назначение на Московский монетный двор. Обычно Татищев воспринимает свою задачу не как техническую, а как эконо-мическую -- остановить инфляцию, стабилизировать денеж-ное обращение. Именно в этом он обычно имел союзником Д.М.Голицына. Но успешно начатое новое дело скоро при-шлось оставить из-за внезапно разразившихся событий 1730 г.

Накануне своей свадьбы в январе 1730 г. скончался Петр II, сын царевича Алексея, что ослабило позиции Долгоруких. В обществе заговорили о необходимости ограничения деспо-тизма и самодержавия. Но прорывались и возражения: а не появится ли вместо одного тирана несколько? Главное, что вызывало беспокойство широких слоев дворянства, -- закры-тость Верховного тайного совета, где обсуждались важные для всех проблемы. В бурные недели 1730 г. дворянство в основном было расколото на два лагеря. Монархистов возглавляли Ф.Прокопович и А.Кантемир. Татищев же, по выражению Прокоповича, оказался в стане «мятежников».

«Верховники» по инициативе В.Л.Долгорукого и Д.М.Голицына решили пригласить из Курляндии вдовствовавшую там племянницу Петра I Анну Ивановну, ограничив ее власть особыми «кондициями». Пока кортеж Анны Ивановны дви-гался из Митавы, в Москве проходили большие и малые собрания, в которых чаще всего шуму было больше, нежели аргументации. «Верховные» допустили большую ошибку, скрывая свои намерения от дворянства, в среде которого могли бы найти и сторонников. Но они и сами не были едины, и практически все иноземцы тайно или явно ориентирова-лись на самодержавие. Татищев проявляет большую актив-ность, отыскивая возможные материалы «конституционно-го» устройства. Он запрашивает текст шведской конституции, находит материал об ограничении власти Михаила в 1613 г. особой «записью», представляя подобные записи «по-мощью» монарху. Позднее Татищев в особой записке расска-жет о многодневных заседаниях, на которых вырабатывалось отношение к «кондициям». «Мятежники» в конце концов со-гласились с «монархистами» в том, что целесообразно отвер-гнуть «кондиции» и восстановить единодержавие. Но в записке сохранилась положения, фактически ограничивающие самодержавие. Разбирая этот документ, Плеханов замечает, что «Татищев сам не знал, чего, собственно ему хотелось: он, защищавший в теории самодержавие, пишет конституцион-ный проект», а затем то уговаривает конституционалистов согласиться с монархистами, то готов прочесть перед Анной Ивановной челобитную дворян. М.Н.Покровский увидел в этих колебаниях неумение «отличить конституционную мо-нархию от абсолютной». Действительно, Татищев в данном случае исходил не из теоретических формул, а из соображе-ний целесообразности, как он ее понимал. На него, в частнос-ти, не могло не влиять то обстоятельство, что именно в связи с рождением Анны Ивановны он был в 1693 г. принят ко двору.

По своим воззрениям Татищев был приверженцем теории естественного права, толкуя ее во многом более логично и последовательно, чем английские и немецкие предшествен-ники. Поскольку государство -- результат «общественного договора», воплощение «общей пользы» и «всеобщего блага», выбор формы правления должен соответствовать провозгла-шенной задаче. Форма же должна выбираться «согласием всех подданных, некоторых персонально, других через пове-ренных, как такой порядок во многих государствах утверж-ден». Сопоставляя относительные достоинства и недостатки монархии, аристократии и демократий, Татищев подчерки-вал, что «из сил разных правительств каждая область избира-ет, разсмотря положение места, пространство владения и состояние людей, а не каждое всюду годно или каждой влас-ти может быть полезно». Псков и Москва и в этой связи направляют мысль Татищева: «В единственных градех или весьма тесных областях, где всем хозяевам домов вскоре собраться можно, в таком демократия с пользой употребить-ся может, а в великой области уже весьма неудобна». Там, где нет особенной внешней угрозы, «как то на островах и пр.», может быть полезным и аристократическое правле-ние. Для этого, однако, народ должен быть достаточно про-свещен.

Россия, конечно, в две первые группы не попадает. «Вели-кие и пространные государства, для многих соседей завидую-щих, оные ни которым из объявленных правиться не может, особливо где народ не довольно учением просвящен и за страх, а не из благонравия или познания пользы и вреда закон хранит, в таковых не иначе как само- или единовластие потребно». В России Татищев видит и низкий уровень просве-щения, и сепаратизм отдельных областей, преодолеть кото-рый в состоянии только сильная центральная власть, а тако-вая виделась в форме единовластия. Однако, сделав такое заключение, Татищев предлагает «пункты», фактически мо-нархию ограничивающие. Он предусматривал, в частности, создание двух палат: «Вышнего правления» из 21 персоны и «другого правительства» из 100 человек для занятий «делами внутренней экономии». «Упалые места» должны были заме-щаться «путем голосования» дворянами и чиновниками соответствующих служб. Татищев, как бы отталкиваясь от прак-тики предшествующих десятилетий, надеялся, что «чрез сей способ можно во всех правлениях людей достойных иметь, несмотря на высокородство, в которых много негодных в чины производят».

Монарх обладает исключительным правом издавать зако-ны. Татищев с этим согласен. Но поскольку «намерение госу-даря не в чем ином, как в пользе обсчей и справедливости состоит, так оное точно наблюдать должно». Законы, следо-вательно, должны соответствовать общей пользе и справед-ливости. А обеспечить это одному лицу не под силу. Поэтому проекты законов должны предварительно рассматривать ве-домства и выборные органы, а затем уже готовый проект представляется на утверждение государю. Но предлагая ограничение и исполнительной, и законодательной власти монарха, Татищев предусмотрительно квалифицировал это как «помощь»: Анна Ивановна «как есть персона женская, к так многим трудам неудобна, паче же ей знание законов недостает». Когда в 1743 г. Татищев направил эту «записку» в Сенат, на троне была другая «женская персона», а затем треть века и еще одна. И никто из них не жаждал «помощи» во имя всеобщего блага: вполне обходились «помощью» «голантов».

В.Л.Долгорукий и Д.М.Голицын заблуждались, надеясь, что Анна Ивановна будет более привержена русским тради-циям, чем Петр. Прусский посланник Марфельд уже в февра-ле 1730 г. доносил, что императрица «в душе больше располо-жена к иностранцам, чем к русским, отчего она в своем курляндском штате не держит ни одного русского, а только немцев». Поначалу, не чувствуя себя уверенной, она вроде бы пыталась заигрывать с русским дворянством. Была созда-на даже комиссия, в задачу которой входило уравнять жало-ванье русским служилым людям с немецкими. Но сразу же создается придворный Измайловский полк, в котором даже и солдат русских не было. А затем, по выражению Ключевско-го, «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого меш-ка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доход-ные места в управлении».

Татищев поначалу в числе других получил повышение. Он был обер-церемониймейстером во время коронации Анны в апреле 1730 г., ему дали чин действительного статского советника, а также деревни с тысячью душ. Анна тогда нуж-далась в советах Татищева и даже заказывала ему написать историю царствования Петра. От этой части Татищев укло-нился, сославшись на то, что многим правда не понравится, а писать неправду он не хочет. Но по существу ничего из предложенных им проектов и практических мер не было реализовано именно из-за противодействия Бирона и Остермана. Единственно, чем поначалу заинтересовалась Анна -- это создание комиссии о монетном деле, руководителем ко-торой стал Татищев. Получил он и должность «главного судьи» в монетной конторе. Но уже в 1731 г. во главе монет-ной конторы был поставлен сын Гавриила Головкина, Миха-ил, бывший на 20 лет моложе Татищева и не имевший опыта. Бирон разжигал у них обоюдную неприязнь. Татищев был отстранен и предан суду по обвинению в покровительстве компании, производившей обмен старых серебряных денег для переплавки их в новые.

Компания выполнила за два года большой объем работы, причем казна при этом получила 13,5 тысяч рублей дохода, а компанейщики более 82 тысяч. Но Татищев считал, что «хотя бы казне и той прибыли не было, то довольно, что лучшую и весьма порядочную монету в государстве иметь будем». Лишать же компанейщиков прибыли, резонно считал Тати-щев, -- значит убить само желание участвовать в разного рода компаниях. Хотя, конечно, компании всегда так или иначе злоупотребляли, и не только в XVIII в.

Головкин набрал новую компанию. И она развернула та-кую деятельность, что вскоре попала в поле зрения А.Маслова -- обер-прокурора Сената и одного из самых добросовест-ных политических и государственных деятелей одной из са-мых недобросовестных эпох. Императрице Маслов доклады-вал о «конечном упущении монетных дворов». Болезнь не позволила ему глубже войти в дело, которым должны были заниматься первые лица государства, а в 1735 г. он скончал-ся, может быть в том числе и от сознания своего бессилия перед разгулом воровства правящей верхушки.

В том же 1733 г. Татищев подал царице записку об устрое-нии училищ и распространении наук. Здесь он вновь ставит вопрос о том, что Академия наук -- дорогостоящее и беспо-лезное учреждение, тогда как с меньшими расходами можно создать школы разных ступеней, в которых училось бы до-статочно большое количество учащихся. Записка осела в делах Бирона. Он, конечно, понял, куда целит Татищев: Акаде-мия оставалась практически целиком немецкой, причем мно-гие «академики» никакого отношения к науке не имели, а обеспечение получали приличное. Но Анна нашла решение: она прекратила все иски к Татищеву и снова отправила его на Урал.

На Урал Татищев вернулся с большими полномочиями, предусмотренными инструкцией, в составлении которой едва ли не главная роль принадлежала А.Маслову. К 1734 г. здесь действовало 11 казенных заводов. Но у одного Демидо-ва было 14, причем 1 серебряный, и производительность на них была значительно выше, чем на казенных. Появилось много новых предпринимателей. Особенно тревожило то, что на казенных заводах не держались вольнонаемные: на част-ных они могли получить больше.

Страницы: 1, 2, 3