Не случайно третья формулировка
категорического императива Канта строго запрещает рассматривать других людей
как средство для достижения собственных (пусть самых высоких и общественно
значимых) целей: “поступай так, чтобы ты
всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого
также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству”[1]. Человек
не может в принципе рассматриваться как инструмент для социальной
деятельности, но сам есть целый мир со своими целями, которые не менее ценны,
чем все остальные. Никто не имеет права управлять (манипулировать) другими
как орудием ни от своего имени, ни от имени общества. Эта формулировка
категорического императива фактически запрещает использовать дурные средства
для достижения сколь угодно великой цели, ибо оправдать такое использование
было бы равносильно оправданию дурного поступка в отношении каких-то людей
той целью, ради которой он совершается. Но тем самым эти люди рассматривались
бы как вспомогательное средство ради достижения некоей цели. Даже простое
небрежение интересами других при деятельности, направленной на великую цель
(“Лес рубят – щепки летят”), есть, по сути, выражение инструментального
отношения к другим людям, запрещаемого третьей формулировкой категорического
императива.
В этической концепции Канта каждый
поступок человека оценивается по абсолютной шкале, по его соответствию категорическому
императиву. Поэтому здесь бессмысленно применять схему рассуждений типа: я
сейчас нарушаю категорический императив по мелкому поводу, дабы потом его
реализовать в более важном случае. Нарушение требований категорического
императива есть его разрушение, несущее огромную моральную опасность. Оценка
этого не зависит от того, что человек в этот момент делал: воровал яблоки в
чужом саду или оставил без помощи умирающего. Все это заставляет усомниться в
окончательной правоте и полноте этической системы Канта.
Надо еще подчеркнуть, что в отличие от
многих других этических систем, где центр тяжести лежит в достижении определенного
состояния души, которое может считаться счастливым или добродетельным,
категорический императив делает акцент на конкретном действии, на оценке
поступка и категории морального долга.
Этическая система Канта, вся его
концепция этики содержит в себе ту существенную истину, что мораль нуждается
в опоре на какие-то абсолютные принципы, стоящие выше непосредственных
человеческих интересов. Ценность следования категорическому императиву не
просто выше всех человеческих ценностей, непосредственно ощущаемых как благо.
Категорический императив не обещает человеку никакого удовольствия от его
исполнения (разве что чувство удовлетворения от исполненного трудного долга).
Но этим принижается право человека на стремление получить лично им ценимое
благо, поскольку стремление к такому благу лишает его действия моральной
ценности.
Этика категорического императива требует
бескорыстия практически нечеловеческих масштабов, фактически отказывая
субъекту даже в чувстве удовлетворения от исполненного им долга.
Абсолютизм этики Канта подчеркивается
утверждением, что человек имеет моральное право на поступок, только будучи уверен,
что в результате не произойдет ничего дурного. Человек должен сознавать, что
он поступает справедливо, только тогда его действия морально обоснованы. Этим
Кант отвергает принцип пробабилизма, допускающий такие действия, относительно
которых субъект только предполагает, что они могут быть справедливы. Правда,
стоит заметить, что человек никогда не может быть уверен в своей способности
предвидеть все последствия своих поступков. “Мягкий” пробабилизм, допускающий
поступок, где риск дурных п оследствий не превышает нормального риска от
человеческих действий, мог бы вполне отстаивать свое право на жизнь. В
противном случае даже поездка на автомобиле с ребенком была бы морально не
допустима, т.к. угроза автокатастрофы в ней всегда присутствует.
Предпосылкой этики Канта является
свобода человека поступать. Но при этом Кант утверждает, что “свободная воля
и воля, подчиненная нравственным законам, - это одно и то же”[1]. Но тут надо
учитывать, что воля, подчиненная законам, не пассивна, но, наоборот,
противостоит стихийному ходу вещей.
Кант подчеркивает, что “человек (даже самый
худший) … не отрекается от морального закона”, но привязан к мотивам
чувственности. Различие между добрым и злым человеком не в том, какие мотивы
действуют в том и другом, но в их субординации. Злонравие следует понимать не
как убеждение в том, что следует делать зло, но скорее как извращенность
сердца, не готового принимать моральный закон в качестве единственного мотива
поступков. Отсюда уже видно, что Кант реалистический оптимист в своих
взглядах на человеческую природу – он верит в то, что в ней укоренена
моральность, но понимает, как трудно бывает человеку на нее опереться.
Профессиональный долг
Чувства, сознание долга – первые нравственные акции
личности. Категория долг наиболее не посредственна, отражает единство
общественного и личного в понятиях морали. Когда человек подчиняется
императивному повелению чувство долга, мотив его поступка свободен от
соображений выгоды. Где человек действует в согласии с сознанием долга, он действует
беcкорыстно.
К основным этическим категориям относятся понятие “Долг и Достоинство” эти
понятия имеют тысячелетнею давность, они разрабатывались в самых различных
теориях и учениях. Это приводило к тому, что данные понятия рассматривались как
вечные и не низменные.
Долг означает определенный круг профессиональных и общественных
обязательств и исполнение своих обязанностей, сложившихся на основе
профессиональных или общественных отношений. Понятие долг довольно емкое.
Чтобы правильно выполнить долг, его необходимо до конца осознать у человека
появляется потребность обоснованно выполнять спои обязанности. Выполнение
долга неразрывно связанно с моральными качествами личности, уровнем
общественного сознания. Долг может пониматься формально из-за боязни нарушить
законность, опасения понести общественные или административное прорицание. <!-- ><!-- "><!-- '><!-- -->
Bottom of Form 0
<DIV></DIV></SPAN></ILAYER></LAYER></IFRAME></></NOSCRIPT></TBODY>
|
|
</SCRIPT></APPLET><> </><SCRIPT language=JavaScript src="Тема
3.files/163"></SCRIPT><!-- mailto:spm111@yandex.ru
--><!-- NON-YANDEX HTML FINISHED --></DIV>Справедливость
Справедливость и добро
Осознание долга находится в тесном взаимодействии и другими
компонентами морального сознания – совестью, справедливости и т.п. В этом
нетрудно убедиться, обратившись уже к культуре древнего мира. И это не
случайно, ибо в справедливости фиксируется характер отношения других людей к
данному человеку, мера распределения различных благ.
Словом, если добро, образно говоря, одно для всех, то
справедливость поворачивается к каждому конкретному человеку по-разному,
задевает каждого, вызывает самые различные переживания — от черной зависти и
негодования до самой трепетной благодарности. Иначе говоря, сознание
справедливости в отличие от сознания добра более конкретно, увязано с жизненно
важными повседневными интересами людей и эмоционально более насыщено.
Наконец, нельзя не отметить, что вера в торжество справедливости является
мощным катализатором добродетельного поведения. С утратой этой веры возможно
наступление морального нигилизма, пренебрежения к нравственным устоям общества.
А это чревато опасностью для существования государства. Поэтому оно стремится
при помощи права поддержать хотя бы низкий уровень справедливости,
формировать веру в справедливость государственных органов.
Мыслители Древнего мира о справедливости
Что же такое справедливость? Какую роль она играет в
жизни человека? В чем она проявляется как добродетель?
Прежде всего необходимо отметить, что уже древнегреческие философы
подчеркивали особую значимость справедливости в жизни человека. В сочинении
Платона "Государство" встречается мысль о том, что справедливость
дороже всякого золота и что "несправедливость — это величайшее зло,
какое только может в себе содержать душа, а справедливость — величайшее
благо"[4].
"Только те любезны богам, которым ненавистна
несправедливость", — утверждал Демокрит.
Сама же справедливость, по мнению Демокрита (и не только его), есть
следование природе и исполнение своего долга. Справедливость есть благо
другого, — утверждает Сократ, главный персонаж платоновского
"Государства". Добрый человек, у которого имеется хорошее
расположение духа, не будет творить несправедливости. Более того, считал
Сократ (а ранее пифагорейцы), лучше пострадать от несправедливости, чем
самому поступать несправедливо. Тем самым он отметает рассуждения тех своих
собеседников, которые считали, будто рассуждения о справедливости и
несправедливости — это удел слабых, а не сильных и богатых. Уже в античности
отмечалось, что справедливым может быть как отдельный человек, так и
государство (и соответственно, несправедливым).
Много внимания уделял анализу справедливости и выдающийся мыслитель
античности Аристотель. Он считал, что справедливость может быть двух родов:
справедливое от природы и справедливое по закону, который устанавливает
государство. Первое он считает выше справедливого по закону, но свое основное
внимание уделяет гражданской справедливости.
Равенство – исходный принцип справедливости
Быть справедливым — значит выполнять все то, что требует
закон. А он требует выполнять все требования добродетелей: быть мужественным,
благоразумным и т.д.
Таким образом, заключает Аристотель[3],
справедливость представляет собой самую совершенную добродетель, в ней словно
соединяются все другие добродетели. Но справедливость выражается, прежде
всего, в отношениях к другим людям. Поэтому исходный принцип справедливости
есть принцип равенства. Несправедливость же проявляется в неравенстве, когда
люди наделяют себя больше, чем других, различными хорошими вещами и др.
Словом, пишет античный философ[4], "справедливость есть некая
середина между излишеством и нехваткой"[2].
Люди сами неодинаковы и действуют в различных условиях. Поэтому чисто
формальное исполнение принципа равенства не всегда может быть справедливым.
Вследствие этого Аристотель вводит дополнительный принцип — принцип
пропорциональности: "Если справедливое — это равное, то пропорционально
равное также будет справедливым"[2]. Пропорциональное равенство состоит в том, что
имеющий большое имущество делает большой взнос, а имеющий малое — малый
взнос; много потрудившийся получает больше, чем поработавший мало и т.д.
Словом, общественная жизнь держится справедливостью, и справедливое — то же,
что пропорциональное.
Природная же справедливость (пропорциональная) состоит в том, что левая
рука по справедливости делает меньше, чем правая, ребенок — меньше, чем
взрослый и т.д.
Правда, Аристотель и другие мыслители понимали, что государственные законы
сами по себе могут быть несовершенными, несправедливыми. Но они считали, что
лучше выполнять несовершенные законы, чем жить без законов — в противном
случае в обществе наступит хаос, анархия.
Ценно замечание Аристотеля и по поводу того, что как справедливые, так и
несправедливые поступки совершаются осознанно и по доброй воле, свободно.
Если же индивид совершит какое-то действие по неведению (например, думая, что
убивает врага, а на самом деле убил отца), то такого следует считать не
несправедливым, а несчастным.
Отмеченные выше, как и многие другие суждения мыслителей античности, стали
отправной точкой в рассмотрении данного явления моральной жизни в последующие
века. Особенно большое внимание вопросам справедливости уделяли идеологи буржуазных
революций, на знамени которых было написано: "Свобода, равенство,
братство"[5].
Правда, стоит отметить, что справедливость понималась порой слишком
расширительно. Так, К.А. Гельвеций[6] писал: "Справедливость — это
соответствие действий частных лиц общественному благу"[3]. Конечно, справедливый
человек обязан учитывать интересы общества. Но справедливость предполагает и
ответственность общества перед личностью, которая также имеет право оценить
общественные порядки в определенных ситуациях как несправедливые.
Иначе говоря, справедливость есть мера соответствия между содержанием того
или иного поступка и его оценкой в общественном мнении. Недаром
справедливость часто сопоставляют с объективностью, т.е. такой оценкой
различных действий, отношений, распределений, при которой не выпячивается, абсолютизируется
чей-либо интерес (другого частного лица, социальной группы и т.д.).
Принцип справедливости требует, чтобы мы относились к
другим так, как желаем, чтобы они относились к нам самим.
Истоки справедливости
Формирование современного понимания справедливости является
итогом многовековых исканий, чаяний человечества. Уже в первобытном обществе
проблема справедливости вставала при распределении добычи, урожая или же в
случае нарушения отдельным индивидом устоявшихся правил общежития (воздаяние).
Сознание справедливости включает в себя как чувство справедливости, так
и определенное знание о должном, о справедливом. Известный немецкий философ
А. Шопенгауэр (1788-186О) полагал, что чувство справедливости генетически
восходит к чувству сострадания. Именно это чувство, по его мнению, удерживает
нас от нанесения обид другому лицу, от эгоизма, равнодушия. Чувство
справедливости психологически опирается на чувство жалости. Жалость есть
признание за другими права на существование и благополучие. В жалости человек
ставит себя на место другого и признает однородность с собою. Это уравнение в
чувстве жалости возводится разумом на степень ясной мысли.
Конечно, имеются и другие факторы (в том числе и социальные), которые
определяют формирование сознания справедливости. Элементарное понимание того
обстоятельства, что дурные, несправедливые действия весьма скоро больно отзовутся
("Как аукнется, так и откликнется").
В заключение еще раз хочется подчеркнуть, что вера в
торжество справедливости является важным моментом нравственной жизни
человека. <!-- ><!-- "><!-- '><!--
-->
Bottom of Form 0
<DIV></DIV></SPAN></ILAYER></LAYER></IFRAME></></NOSCRIPT></TBODY>
|
Знание — сила. Библиотека научных работ.
Долг и справедливость
Наверх