Наиболее полное знание о вещи достигается тогда, считал Аристотель, когда становится известна сущность вещи. Но категории у Аристотеля — это, в первую очередь, не понятия, а основные разделы бытия и, соответственно этому, основные «разделы» понятий о бытии как о сущем. Таких категорий Аристотель предлагает десять: сущность, количество, качество, отношение, место, время, положение, обладание, действие, страдание. По мнению Аристотеля, платоновские идеи несопричастны единичным вещам, на их основе никак не объяснить то, что происходит с вещами. Первая сущность — это просто отдельный предмет. Самобытное единичное бытие Аристотель называет субстанцией. Это такое бытие, которое не способно пребывать в другом бытии, оно существует в самом себе. Мир есть совокупность субстанций, каждая из которых — некоторое единичное бытие. По Аристотелю, единичное бытие есть сочетание материи и эйдоса (формы). Материя — это возможность бытия и вместе с тем некоторый субстрат. Из меди можно сделать шар, статую, то есть, как материя медь есть возможность шара и статуи. Применительно к отдельному предмету сущностью всегда оказывается форма. Форма выражается понятием. Так, понятие шара справедливо и тогда, когда из меди еще не сделали шар. Когда материя оформлена, то нет материи без формы, равно как формы без материи. Выходит, что эйдос — форма — это и сущность отдельного, единичного предмета, и то, что охватывается этим понятием.

Всякая вещь имеет четыре причины: сущность (форму), материю (субстрат), действие (начало движения) и цель (то, ради чего). Но и действующую причину, и целевую причину определяет эйдос, форма. Эйдос определяет переход от материи-вещности к действительности, это основное динамическое и смысловое содержание вещи.

Исходные моменты аристотелевской философии неминуемо приводят к рассмотрению последовательных стадий становления оформленной материи. Существует целая иерархия вещей, от неорганических объектов до растений, живых организмов и человека ( эйдосом человека является его душа).

В трудах Аристотеля значительного совершенства достигла логика и вообще понятийный аппарат. Аристотель весьма подробно рассматривает ряд категорий, каждая из которых выступает у него в трояком виде:

а) как род бытия;

б) как форма мысли;

в) как высказывание.

Но Аристотель оперирует не только отдельными категориями, он анализирует высказывания, взаимоотношения между которыми определяются тремя законами формальной логики (закон тождества (А есть А), то есть понятие должно употребляться в одном и том же значении; закон исключительного противоречия (А не есть не-А); закон исключенного третьего (А или не-А истинно)).

Логические законы и понятия Аристотель использует для обоснования этических положений. Аристотель весьма четко раскрывает содержание знаменитого сократовского диалогического метода. Диалог содержит:

а) постановку вопроса;

б)      стратегию задавания вопросов и получения ответов на них;

в)       правильное построение умозаключения. Однако сама по себе логика не дает знания эйдосов, общих принципов. Отыскание первых начал — дело не логики, а метафизики, осуществляемого в ее рамках умопостижения эйдосов. Творчество, по Аристотелю, нельзя втиснуть в рамки логики.

Аристотель считал, что высшая цель государства состоит в достижении добродетельной жизни. Аристотель связывает определенное государственное устройство с принципами. Принцип аристократии — добродетель, принцип олигархии — богатство, принцип демократии — свобода. Только в общежитии люди могут формироваться, воспитываться как нравственные существа. Человек самой своей природой пред­назначен к жизни сообща. Человека Аристотель определяет как общественное животное, наделенное разумом.

Аристотель воспроизводит традиционные греческие добродетели — приобретаемые человеком качества — мудрость, рассудительность, мужество, щедрость, великодушие, умеренность. Выражением гармоничного сочетания всех добродетелей является справедливость. Добродетелям можно и нужно научиться. Мужество есть середина между безрассудной отвагой и трусостью, щедрость — середина между расточительством и скупостью, великодушие — середина между тщеславием и малодушием. Этику в целом Аристотель определяет как этику добродетелей и практическую философию.

Этические представления другого великого философа — И. Канта являются этикой долга. Для Канта долг — чистота нравственного мотива и твердость нравственных убеждений. Через долг утверждается и всеобщность морального закона, и внутреннее достоинство личности. Этика Канта систематически разработана в произведениях: «Основоположение к метафизике нравов», «Критика практического разума», «Метафизика нравов». Во введении к «Основоположению к метафизике нравов» Кант форьулирует исходную аксиому своей теоретической этики. Моральные нормы у Канта являются категоричными, безусловными. Когда, к примеру, говорится «не лги», то имеется в виду, что этого нельзя делать никому, никогда и ни при каких условиях. В нравственности речь идет не о законах, «по которым все происходит», а о законах, «по которым все должно происходить». Исходя из этого, Кант рассматривает принципы, законы морали и то, как они реализуются в опыте жизни. Моральная философия разделяется у Канта на две части: априорную и эмпирическую.

Ничто из свойств человеческого духа, качеств его души, внешних благ, будь то остроумие, мужество, здоровье и тому подобное, не обладает безусловной ценностью, если за ними не стоит чистая добрая воля. Даже традиционно столь высоко чтимое самообладание без доброй воли может трансформироваться в хладнокровие злодея. Все мыслимые блага приобретают моральное качество только через добрую волю, сама же она имеет безусловную внутреннюю ценность. Под доброй волей он понимает безусловную, чистую волю — волю, которая сама по себе, до и независимо от каких бы то ни было влияний на нее, обладает практической необходимостью. Волей обладает только разумное существо, воля есть практический разум.

Согласно этической концепции И. Канта разум не способен понять предметы без предварительного опыта общения с ними. Однако разум может определять волю человека и его практическое поведение. При этом оказывается, что по своему «эмпирическому» характеру как личность человек стоит ниже законов природы, находится под влиянием внешнего мира, несвободен. А вот благодаря своему «познающему» характеру — как индивидуальность — человек свободен и подчиняется только своему практическому разуму.

Нравственный закон — объективный принцип воли, который дается разумом и свидетельствует о ее разумности. Однако человек — не просто разумное существо, он — несовершенное разумное существо. Человеческая воля руководствуется не только разумом, поэтому нравственный закон в случае человеческой воли выступает как принуждение, как необходимость действовать вопреки тем многообразным субъективным эмпирическим воздействиям, которые эта воля испытывает. Он приобретает форму принудительного веления — императива.

Императивы — это формулы отношения объективного (нравственного) закона к несовершенной воле человека. Кант подразделил все императивы человеческого поведения на гипотетические и категорические. Гипотетические императивы можно назвать относительными. Они говорят о том, что какой-то поступок хорош в каком-то отношении, для какой-то цели. Категорический императив предписывает поступки, которые хороши сами по себе, объективно безотносительно к какой-либо иной цели. Императив нравственности может быть только категорическим. Категорический императив должен включать в себя идею самоцельности человека как разумного существа, субъекта возможной доброй воли.

Формулировка категорического императива Кантом (человеку следует поступать так, как он считает правильным поступать для всех людей) становится одной из интерпретаций древнейшего принципа моральных представлений человечества: если не хочешь, чтобы тебе причиняли зло, сам никому не делай зла.

Основание нравственности (практического законодательства) объективно заключено в правиле (форме всеобщности), субъективно — в цели (каждое разумное существо как цель сама по себе). Категорический императив как абсолютный закон и есть закон доброй воли.

Если категорический императив — объективный принцип доброй воли, что же является ее субъективным принципом (каким мотивом руководствуется человек, когда он подчиняется категорическому императиву)? Уважение есть чувство, генетически связанное с разумом. Необходимость действия из уважения к нравственному закону Кант называет долгом. Долг и есть субъективный принцип нравственности. Когда человек совершает нравственные поступки по той единственной причине, что они являются нравственными, он действует по долгу. Как категорический императив есть единственный нравственный закон, так и долг есть единственный нравственный мотив. Подчеркивая исключительность долга в системе человеческой мотивации, Кант различает действия сообразно долгу от действий ради долга. Все, что совершается по склонности, не имеет отношения к нравственности и не может рассматриваться в качестве ее субъективного основания, даже если этой склонностью является любовь и симпатия.

Для того чтобы обосновать истинность морали, необходимо предположить существование какой-то другой реальности. Именно это делает Кант своим учением о двух мирах. В самом кратком виде сущность этого учения состоит в следующем. Познание ничего не говорит о том, что представляют вещи сами по себе, объективно, за пределами нашего восприятия. Основанием для такого предположения является то, что человеческий разум, по мнению Канта, доходит до такого вопроса: «Откуда у человека идеи свободы воли, существования Бога и бессмертия души?».

Как факт свобода воли не существует. Человек включен в цепь природной причинности, и его эмпирический характер является целиком обусловленным. Откуда же идея свободы воли? Из мира, лежащего за пределами опыта. Кант называет его миром вещей в себе, или самих по себе. Это -умопостигаемый мир. Он умопостигаем в том смысле, что его существование не имеет, не может иметь никакого подтверждения в опыте и постулируется умом. Его можно было бы обозначить как умополагаемый мир. Так как эта безусловность, свойство быть причиной причинности есть единственная характеристика мира вещей в себе, то он является одновременно миром свободы, ибо свобода и есть не что иное, как безусловность, произвольная причинность. Как существо чувственное, человек принадлежит миру явлений, включен в поток времени, ничем в этом отношении не отличаясь от любой другой вещи. Как существо разумное, он принадлежит умопостигаемому миру вещей в себе. Постулат свободы необходим как условие происхождения нравственности, а постулаты бессмертия души и существования Бога — как условия ее реализации.

Развитие этики в XX веке

Важнейшая задача, стоящая перед этикой XXI в.,— возвращение к мере, человек обязан отречься от большинства своих потребностей, ведь если они станут всеобщими, земля непременно погибнет. Но главная этическая проблема современности стоит не в обосновании новых этических норм и принципов ради сохранения планеты. Гораздо труднее побудить людей поступать соответствующим образом. И здесь как никогда значима роль нравственных образцов — людей, которые не просто закладывали основы этики будущего, но и всей своей деятельностью доказывали ее жизненность: Генри Торо и Лев Толстой, Махатма Ганди и Шри Ауробиндо, Олдо Леопольд и Аурелио Печчеи ...

Особое место в этом ряду занимает Альберт Швейцер. Швейцера называли последним гуманистом нашей эпохи.

Альберт Швейцер понимал мораль как благоговение перед жизнью. При этом речь шла о благоговении перед жизнью во всех ее формах. Швейцер считал, что по критерию нравственной ценности человек не выделялся среди живых существ. Его этику можно назвать виталистской. Швейцер придерживался мнения, что нельзя навязывать другим людям своих мнений и оценок, считал безнравственным вторжение в чужую душу.

Принцип благоговения перед жизнью приходит в столкновение с эгоизмом, понимаемым в широком значении как самоутверждение человека, его стремление к счастью. Мораль и счастье человека одинаково важны и в то же время взаимоисключают друг друга. Швейцер считает, что первую половину жизни человек должен посвятить себе, своему счастью, а вторую половину жизни отдать нравственному подвижничеству. И чем лучше человек послужит себе в первой — эгоистической, «языческой» половине жизни (разовьет свои силы, способности, умения и т. д.), тем лучше он сможет служить другим людям во второй — моральной, «христианской» ее половине. Учение Швейцера наиболее полно изложено в его труде «Культура и этика».

Швейцера отличали нравственная впечатлительность и достаточно ярко выраженная сила воли. У него рано обнаружились разнообразные дарования, которые в сочетании с приобретенными в ходе семейного воспитания протестантскими добродетелями — трудолюбием, упорством и методичностью — предопределили успешную карьеру. В личности Швейцера удивительно гармонично сочетались две черты, которые, на первый взгляд, исключают друг друга — индивидуализм и самоотверженность. За индивидуализмом Швейцера скрыто убеждение, согласно которому индивид должен делать только то, за что он может взять на себя всю полноту ответственности. Швейцер в определенном смысле служил людям на поприще философии и музыки. В1913 г. Швейцер отправился в Африку, в ставшее с тех пор знаменитым ме­стечко Ламбарене. Там он сразу же приступил к врачебной деятельности и начал строить больницу, которая со временем разрослась в небольшой медицинский городок. Швейцер остался верен избранному пути до конца своей долгой жизни. Лечение больных в Африке было основным его делом. О Швейцере обычно говорят, что он отказался от судьбы процветающего европейца, блестящей карьеры ученого, педагога, музыканта и посвятил себя лечению негров дотоле неведомого местечка Ламбарене. Тем не менее, он состоялся и как выдающийся мыслитель, деятель культуры, и как рыцарь милосердия. Самое поразительное в нем — сочетание того и другого. Выбранное им решение (цивилизацию — на службу милосердной любви) позволило Швейцеру в опыте своей жизни соединить вещи, которые считались и считаются несоединимыми: самоутверждение и самоотречение, индивидуальное благо и нравственные обязанности. Первую половину жизни он посвятил самоутверждению, вторую — самоотречению...

Швейцеровская трехступенчатая модель принятия решения воспроизводит выявленную еще Аристотелем схему морального выбора (общая ценностная ориентация, мотивационная определенность воли; конкретное намерение, рациональный выбор средств; решение).

Мировоззрение, а вслед за ним и вся культура начинаются с этики. Культура должна способствовать духовному и нравственному возвышению человека. Это очень важный момент в философии культуры Швейцера: мировоззрение, жизнеутверждение только тогда становится подлинной культуротворящей силой, когда оно соединено с этикой. Оптимистическое мировоззрение европейского человека потеряло связь с этикой, лишилось смысла.

Этика предшествует гносеологии, она не выводится из окружающего мира. Этика возможна не как знание, а как действие, индивидуальный выбор, поведение. Такое определение Швейцера нельзя рассматривать только в педагогическом аспекте, как подчеркивание первостепенной роли личного примера в нравственном воспитании, гораздо более важно его теоретическое содержание. Поскольку этика есть бытие, данное как воля к жизни, то этика существует как этическое действие, соединяющее индивида со всеми другими живыми существами и выводящее его в ту область вечного, которая закрыта для языка и логически упорядоченного знания.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14