можно оговорить достаточно корректно некое значение,  приписы-

ваемое ,  ну, скажем, выражению "я знаю". Допустим, оно будет

означать "на том уровне возможности познания, на каком я нахо-

жусь и при использовании всех способов и средств познания, ка-

ковыми я располагаю,  при наличии у меня информации и сведений

по этому вопросу определенного объема и определенной достовер-

ности, я прихожу к существованию такого-то сведения".  Очевид-

но, что каждый,  исходя их своих взглядов на познаваемость ис-

тины, воспримет это высказывание эмоционально,  я подчеркиваю,

эмоционально, по-разному:  одни вспримут его как  некое  более

или менее достоверное,  имеющее право на существование, другие

- как нонсенс;  однако,  мне кажется , что некоторая четкость,

корректность в  восприятии  и понимании этого высказывания все

же должна появиться, что, конечно же, не решит самого вопроса

правоты агностицизма, однако, возможно, несколько облегчит за-

дачу нахождения общего языка.  Кстати,  к вопросу о  средствах

познания мира.  Монтень,  как мне кажется,  довольно интересно

подходит к этой теме:

 " Быть может, из-за отсутствия какого-нибудь чувства сущность

вещей большей частью скрыта от нас.  Кто знает, не проистекают

ли отсюда те трудности, на которые мы наталкивается при иссле-

довании многих творений природы.Не объясняются ли многие дейс-

твия животных,  превосходящие наши возможности,  тем,  что они

обладают каким-то  чувством,  которого у нас нет.  Не живут ли

некоторые из них благодаря этому более полной и  более  совер-

шенной жизнью,  чем  мы...  Мы воспринимает яблоко почти всеми

нашими чувствами,  мы находим в нем красоту, гладкость, аромат

и сладость;  но  оно  может,  кроме  того,  иметь и другие еще

свойства, как, например, способность сохнуть или сморщиваться,

для восприятия  которых  мы  не  имеем соответствующих чувств.

Наблюдая качества,  которые мы называем  во  многих  веществах

скрытыми, - как, например, свойство магнита притягивать железо

- нельзя ли считать вероятным,  что в природе имеются чувства,

которые способны судить о них и воспринимать их,  и что, из-за

отсутствия этих способностей у нас,  мы не в состоянии познать

истинную сущность таких вещей. Какое-то особое чувство подска-

зывает петухам,  что наступило утро или полночь, что и застав-

ляет их петь;  какое-то чувство учит кур, еще не имеющих ника-

кого опыта,  бояться ястреба;  какое-то особое чувство предуп-

реждает цыплят о враждебности к ним кошек,  но не собак и зас-

тавляет их насторожиться при вкрадчивых звуках мяуканья, но не

бояться громкого и сварливого собачьего лая;  оно учит ос, му-

равьев и крыс выбирать всегда самый лучший сыр и самую  спелую

грушу, еще  не отведав их;  учит оленя,  слона и змею узнавать

определенные, целительные для них травы.  Нет такого  чувства,

которое не  имело бы большой власти и не являлось бы средством

для приобретения бесконечного количества познаний.  Если бы мы

не воспринимали звуков,  гармонии, голоса, это внесло бы нево-

образимую путаницу во все остальные наши знания.  Ведь,  кроме

непосредственных показаний каждого чувства,  мы извлекаем мно-

жество сведений, выводов и заключений о других предметах путем

сравнения свидетельств  одного чувства со свидетельствами дру-

гого. Мы установили какую-нибудь истину,  опираясь и сообразу-

ясь с нашими пятью чувствами, но, может быть, для достоверного

познания ее,  самой ее сущности, нужно было бы получить согла-

сие и содействие не пяти, а восьми или десяти чувств..."

  Конечно, было бы интересным обладать всеми чувствами,  кото-

рые имеются вообще на Земле у представителей  различных  видов

животных, однако  не окажется ли человек неподготовленным При-

родой, внутренее к такому ,  судя по всему,  испытанию! И если

верить учению  Пифагора о переселении душ и индийским теориям,

то, может быть,  и удастся обладать (по очереди) всеми сущест-

вующими чувствами.  Жаль, конечно, что это наверняка не прине-

сет усиления комплекса средств познания...

  "Протагор утверждал,  что в природе нет ничего, кроме сомне-

ния, и что обо всех вещах можно спорить с одинаковым основани-

ем и даже о том,  можно ли спорить с одинаковым основанием обо

всех вещах;  Навсифан заявлял,  что из тех вещей,  которые нам

кажутся, ни одна не существует  с  большей  вероятностью,  чем

другая, и что нет ничего достоверного,  кроме недостоверности;

Парменид утверждал, что ничто из того, что нам только кажется,

не существует вообще и что существует только единое; Зенон ут-

верждал, что даже единое не существует и что не существует ни-

чего... Для нас "поступать согласно природе" значит "поступать

согласно нашему разуму", насколько он в состоянии следовать за

ней и насколько мы в состоянии распознать этот путь;  все, что

выходит за пределы разума,  чудовищно и хаотично.  Но с этой

точки зрения  наиболее  проницательным  и изощренным людям все

должно представляться чудовищным,  ибо человеческий разум убе-

дил их,  что  нет  никаких серьезных оснований утверждать даже

то, что снег бел (Анаксагор заявлял,  что он черен). Все неяс-

но: существует  ли что-нибудь или ничего не существует,  знаем

ли мы что-либо или ничего не знаем,  живем мы или  нет...  Ибо

Еврипид сомневался, является ли наша жизнь жизнью или же жизнь

есть то, что мы называем смертью."

   Здесь Монтень подходит к одному из  самых  сложных, на  мой

взгляд, вопросов философии.

   "Еврипид сомневался не без основания; действительно, почему

называть жизнью тот миг,  который является только просветом  в

бесконечном течении  вечной  ночи  и очень кратким перерывом в

нашем постоянном и естественном состоянии, ибо смерть занимает

все будущее  и  все  прошлое  этого момента,  да еще и немалую

часть его самого.  Другие уверяют, что нет никакого движения и

что ничто  не  движется,  как утверждают последователи Мелисса

(ибо если существует только единое,  то оно не может ни  обла-

дать сферическим движением, ни передвигаться с места на место,

как это доказывает Платон),  и что в природе нет ни  рождения,

ни истлевания..." Я думаю,  что на самом деле человеку познать

свое место в мире, во вселенной сложнее, наверное, чем познать

что-либо еще, так как здесь необходимо иметь представление и о

человеке, и о вселенной. Достижение знания и о том, и о другом

я считаю достаточно проблематичным для человека.  Признаю, что

история человечества и философии знала великих, по-настоящему,

людей, которые были способны сделать разного рода попытки пос-

тижения бытия,  удачные  и  не очень.  Человечество обязано им

очень многим. Однако,  даже не говоря о достижениях цивилиза-

ции и прочих условиях, влияющих на степень познания человека и

вселенной, а ведя речь только о разуме человеческом,  мне  ка-

жется, и ,скорее всего,  это чисто интуитивно, что человек да-

леко не до конца реализовал  свои  собственные  возможности  в

познании мироздания  и самого себя же.  На мой взгляд,  должно

быть возможным более близкое приближение к истине, чем те уче-

ния, которые уже имеют место быть. Этому же может способствовать

также и современное представление о физической природе вещей и

тому подобные знания.  Возможен так же и вариант,  когда такое

знание уже было приобретено человечеством,  но это учение либо

не дошло  до  наших дней,  либо рефлексия его была не до конца

полной.

   Зная о приверженности Монтеня идеям скептицизма, можно было

бы говорить и о некой склонности его к восприятию идей  агнос-

тиков, однако это не совсем так:

  "Я убеждаюсь,  что философы-пирронисты не в состоянии  выра-

зить свою основную мысль никакими средствами речи;  им понадо-

бился бы какой-то новый язык!  Наш язык сплошь состоит из  со-

вершенно неприемлемых   для  них  утвердительных  предложений,

вследствие чего,  когда они говорят "я сомневаюсь",  их сейчас

же ловят на слове и заставляют признать,  что они,  по крайней

мере, уверены и знают, что сомневаются. Это побудило их искать

спасения в  следующем  медицинском сравнении,  без которого их

способ мышления был бы необъясним:  когда они произносят "я не

знаю" или "я сомневаюсь",  то они говорят, что это утверждение

само себя уничтожает, подобно тому как ревень, выводя из орга-

низма дурные соки, выводит вместе с ними и самого себя.

   Этот образ мыслей более правильно передается вопросительной

формой: "Что знаю я" - как гласит девиз, начертанный у меня на

коромысле весов".

   Эти слова  Монтень  заимствовал  у Сократа,  часто имевшего

обыкновение говорить:  "Знаю, что ничего не знаю". Таким обра-

зом, пирронизм  "Опытов"  представляет  собой  критику старого

мышления и служит способом доказательства того,  что разум че-

ловека обнаруживает  себя  в  беспредельном разнообразии своих

возможностей. Монтень не отказывается от познания мира и исти-

ны, скептицизм  его  не имеет абсолютного характера.  Различие

теорий, мнений,  их переменчивость и непостоянство  говорят  о

неисчерпаемости природы  и  мысли человека,  но отнюдь не о ее

бессилии. "Нелегко установить границы нашему разуму; он любоз-

нателен, жаден  и  столь же мало склонен остановиться,  пройдя

тысячу шагов, как и пройдя пятьдесят. Я убедился на опыте, что

то, что осталось неизвестным одному веку,  разъясняется в сле-

дующем".

   Пирронизм французского  писателя  имеет  определенные черты

диалектического мировоззрения.  "Разве самая  утонченная  муд-

рость не превращается в самое явное безумие. Подобно тому, как

самая глубокая дружба порождает самую ожесточенную  вражду,  а

самое цветущее  здоровье  - смертельную болезнь,  точно так же

глубокие и необыкновенные душевные  волнения  порождают  самые

причудливые мании  и  помешательства;  от  здоровья до болезни

лишь один шаг.  На поступках душевнобольных мы убеждаемся, как

непосредственно безумие  порождается нашими самыми нормальными

душевными движениями".

   Открытия эпохи Возрождения резко раздвинули границы челове-

ческих знаний. Для человека средних веков, воспринимавшего мир

как геоцентристскую  систему,  привыкшего  к  строгой градации

всех общественных и духовных отношений,  когда предмет и явле-

ния воспринимались  неподвижно  и  закреплялись навсегда в ка-

ком-нибудь ряду,  мир вдруг раздвинулся до непостижимой беско-

нечности и неисчерпаемости: человек словно попадал из знакомой

местности, где он все знал и мог ориентироваться, в чужую, где

ему нужно  было заново обнаруживать новые точки отсчета и ори-

ентиры. Возникло множество различных миров. "Твой разум с пол-

ным основанием и величайшей вероятностью доказывает тебе,  что

существует множество миров... В случае же если существует мно-

жество миров,  как полагали Демокрит, Эпикур и почти все фило-

софы, то откуда мы знаем,  что принципы и законы  нашего  мира

приложимы также и к другим мирам.  Эти миры, может быть, имеют

другой вид и другое устройство.  Эпикур представлял их себе то

сходными между собою, то несходными. Ведь даже в нашем мире мы

наблюдаем бесконечное разнообразие и различия в зависимости от

отдаленности той или иной страны".

   Скептицизм Монтеня сыграл определенную положительную роль в

отрицании писателем  различных  предрассудков и веры в чудеса.

Он категорически выступает  против  преследования  "колдунов".

"Жизнь наша  есть нечто слишком реальное и существенно важное,

чтобы ею можно было бы расплачиваться  за  какие-то  сверхъес-

тественные и воображаемые события... Каким бы безупречно прав-

дивым ни казался человек, ему можно верить лишь в том, что ка-

сается дел  человеческих.  Во всем же,  что вне его разумения,

что сверхъестественно,  ему следует верить лишь в том  случае,

если слова его получают и некое сверхъестественное подтвержде-

ние. Богу угодно было удостоить им некоторые наши свидетельст-

ва, но  не  должно опошлять его и легкомысленно распространять

на все решительно. У меня уши вянут от бесчисленных россказней

вроде следующего: такого-то человека в такой-то день трое сви-

детелей видели на востоке, трое других - на западе, в такой-то

час, в таком-то месте, одетым так-то. Разумеется, я и себе са-

мому в этом не поверил бы!  Насколько естественнее и правдопо-

добней допустить,  что двое из этих свидетелей лгут, чем пове-

рить, что какой-то человек мог за двенадцать часов с быстротою

ветра перенестись  с востока на запад!  Насколько естественнее

считать, что разум наш помутился от причуд нашего же  расстро-

енного духа,  чем поверить, будто один из нас в своей телесной

оболочке вылетел на метле из печной трубы по воле духа  потус-

тороннего! И для чего нам, постоянным жертвам воображаемых до-

машних и житейских тревог,  поддаваться обману воображения  по

поводу явлений сверхъестественных и нам неведомых.  Мне кажет-

ся, что вполне простительно усомниться в чуде,  если во всяком

случае достоверность его можно испытать каким-либо не чудесным

способом. И я согласен со святым Августином,  что относительно

вещей, которые трудно доказать и в которые опасно верить, сле-

дует предпочитать сомнение." Монтень не признает чудес, считая

что нет ничего в природе,  что выходило бы за пределы ее зако-

нов. Никакой особой силы над природой нет. Я вполне согласна с

ним, ибо  разного  рода происходящие чудеса возможно объяснить

и нашим недостаточно полным,  а скорее, совсем не полным, зна-

нием законов природы;  и тем, что при допущении идеи существо-

вании иных миров возможно воздействие законов  их  природы  на

нашу жизнь при нашем с ними соприкосновении.

           8. О МЕСТЕ ЧЕЛОВЕКА В МИРОЗДАНИИ

   Монтень разрушает  антропоцентризм,  желание человека расс-

матривать себя как центр вселенной.  Он создает новую иерархию

человека в мире. Несомненно наличие у Монтеня  его стихийно-ма-

териалистического убеждения в объективности независимо от всяк-

ого сознания существующих предметов и объектов. Человек,считает

он, не автономная единица в природе,  живущая по сверхъестест-

венным законам,  которые полагаются неким верховным существом.

Он часть природы и подчиняется естественным законам.

   "Рассмотрим же человека, взятого самого по себе, без всякой

посторонней помощи,  вооруженного  лишь  своими  человеческими

средствами и лишенного божественной милости и знания,  состав-

ляющих в действительности всю его славу,  его силу, основу его

существа. Посмотрим.  чего он стоит со всем этим великолепным,

но чисто человеческим вооружением.  Пусть он покажет мне с по-

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6