“Дао присущи стремления и искренность. Оно находится в состоянии бездействия и лишено формы. Дао можно проповедовать, но его нельзя коснуться. Дао можно постигать, но его нельзя видеть. Дао является корнем и основой самого себя. Оно до Неба и Земли с древнейших времен существует извечно. Оно одухотворяет духов и одухотворяет владыку, порождает Небо и Землю. Оно над Великим пределом, но не является высоким; под шестью пределами, но не является глубоким; прежде Неба и Земли рождается, но не является продолжительно существующим, оно простирается с глубокой древности, но не является старым” (“Дао-дэ дзин”, чжан 16). “Дао есть то, что делает тьму вещей таковой, то, благодаря чему формируется тьма вещей, то, что определяет тьму принципов” (“Чжуан-цзы”, гл. “Тянь Цзыфань”).

   Если существует такое Дао, то следует учиться у него и почитать его как учителя. Это и есть “Великий почитаемый учитель”. Это о нем писал Чжуан-цзы: “О, мой учитель! Ты даешь всем вещам их свойства, но не считаешь это проявлением справедливости; оказываешь благодеяния всем поколениям, но не считаешь это проявлением гуманности; существуешь с глубокой древности, но не являешься старым; покрываешь Небо и поддерживаешь Землю, очерчиваешь все формы, но не считаешь это проявлением мастерства”. Учиться у Дао и слиться с ним в одно целое – в этом, с точки зрения Чжуан-цзы, и заключается смысл человеческой жизни: “Можно освободиться от горя, волнения, тоски и даже от жизни и смерти. Надо отбросить все различия и раствориться в мире. Дао – это и есть я, и по этой причине все существующее является мной. Дао неисчерпаемо и безгранично, оно не рождается и не умирает, и поэтому я также неисчерпаем и безграничен, не рождаюсь и не умираю. Перед смертью я существую, и после смерти я также существую. Скажете, что я умер? Ведь я не умираю. И огонь не сжигает меня, и в воде я не тону. Я превращаюсь в пепел, и все же я существую. Я превращаюсь в лапку бабочки, в печенку мыши, но все же я существую. Сколь же я свободен, сколь долговечен, сколь велик! ... Все различные признаки являются моими признаками, и все различия отбрасываются. Все вещи со странными и необычными признаками – все слилось воедино. Все является Дао, все является мной. Это и значит, что “Небо и Земля рождаются со мной, а все вещи составляют единство с "я”. (“Чжуан-цзы”, гл. “Циулунь”).

   Человек, постигший это, и является “мужем, обладающим Дао”. У Чжуан-цзы утверждается, что “такой человек не презирает людей, не занимается самовосхвалением, ссылаясь на свои заслуги, не занимается обманом; упустивши удобный случай, не раскаивается; имея удобный случай, не теряет голову; поднявшись на высокое место, не пугается; упавши в воду, не мокнет;

попавши в огненную яму, не чувствует жары... Такой человек спит и не видит снов, при пробуждении не грустит, питается чем попало и обладает глубоким дыханием. Такой человек не цепляется за жизнь и не боится смерти, ни жизнь, ни смерть не имеют для него значения, он свободно приходит, свободно уходит, получит что-либо – хорошо, потеряет что-либо – не огорчается. ...Это ... и есть то сбалансированное состояние, когда дух не отделен от субстанции и все соответствует своей природе” (“Чжуан-цзы”, гл. “Дацзунши”.)

5. Cовременный даосизм – религия обыденного сознания.

В современном Китае количество официально зарегистрированных даосских монастырей в несколько раз уступает количеству буддийских обителей. Действительно, чисто религиозный даосизм постепенно сходит на нет, из некогда крупных даосских школ сохранились лишь Цюаньчженьдао цзяо и Чжэнъидао. Даосизм в конце XX в. стал особой национальной формой "обыденного верования". В принципе китаец может быть преданным буддистом и при этом участвовать в даосских магических ритуалах, обращаться к гадателям и лекарям-даосам. Поэтому невозможно даже приблизительно ответить на вопрос, сколько даосов проживает в современном Китае. Людей, которые сегодня строго придерживаются всех даосских ритуалов, осталось очень немного, значительно меньше, чем буддистов. Это даже позволило некоторым специалистам, в том числе и китайским, говорить об утрате даосизмом характера национальной религии. Однако более верным представляется иной вариант. Даосизм настолько глубоко вошел в плоть и кровь китайской культуры, в обыденное сознание каждого китайца, что многие некогда закрытые ритуалы превратились в элемент повседневной культовой практики. Например, каждый день сотни людей приходят в даосский храм Байюньгуань в Пекине, чтобы прикоснуться к крупу священной бронзовой лошади во дворе храма (в народном пантеоне лошадь - одно из священных животных, приносящих счастье). Даосский храм Чжунъюэмяо в провинции Хэнань пользуется особой популярностью среди местных жителей-буддистов как лучшее место для "изгнания злых духов" и лечения.

Конечно, даосизм не умер, он до сих пор пронизывает все китайское общество, но формы его проявления заметно изменились - некогда мистическое, закрытое учение перешло на уровень обыденного сознания. Например, заходя сегодня в одну из многочисленных китайских аптек на улицах Пекина или Шанхая и выбирая необходимое средство из нескольких сот, а то и тысяч лекарств и трав, человек редко задумывается, что вся китайская медицина вышла именно из даосизма. Популярное в настоящее время иглоукалывание тоже когда-то было исключительной принадлежностью именно даосской практики и учения о "циркуляции энергии ци в человеке". Каждое утро в любом парке по всему Китаю можно наблюдать сотни людей, занимающихся дыхательно-медитативными упражнениями цигун, гимнастикой тайцзицюань ("кулак Великого предела"), боевыми искусствами багуасинъицюань ("стиль формы и воли"), истоки которых самым непосредственным образом связаны с даосским учением.

Каждый год в девятый день девятой луны отмечается даосский праздник, посвященный "естественному человеку" Чжэньу, который считается одним из воплощений Лао-цзи. Люди со всех концов Китая направляются на поклонение в горы Удан, где уже в течение многих столетий располагается центр монастырского даосизма. В священных горах Удан расположены сотни мелких монастырей, а то и просто даосских поселений из пяти-шести человек, где адепты с традиционным упорством не только соблюдают все древние заветы, но даже пытаются изготовить знаменитую "пилюлю бессмертия". В последние годы к подножию священных вершин стекается до 30 тыс. паломников, стремящихся приобщиться к великой традиции святости и бессмертия. Однако лишь единицы находят в себе силы для того, чтобы подняться наверх, причем с каждым годом количество таких энтузиастов становится все меньше.

Официально Китайская даосская ассоциация располагается в Пекине, в храме секты Цюаньчженьдао цзяо - Байюньгуань (Белое облако), связанном с именем знаменитого даосского мага Чанчуня, бывшего советником у Чингисхана. И все же реальный центр религиозной даосской жизни находится в горах Удан. Еще император Чжу ли приказал построить здесь величественный комплекс храмовых сооружений, и около 300 тыс. специальных строителей, мастеров и солдат в течение десятка лет трудились над их возведением. В пору расцвета комплекса здесь проживало до 30 тыс. монахов, но сегодня от былой славы не осталось и следа. В немалой степени к этому привели преследования даосов в 50-х гг. XX столетия, когда многие священнослужители пострадали в ходе кампании по борьбе "с влиятельными феодальными и антиреволюционными пережитками". По указу Мао Цзэдуна в районе Удан была построена колоссальная дамба Данцзянкоу, и часть предгорной равнины вместе с многочисленными культовыми сооружениями оказалась затопленной. В 60-е гг. в период "культурной революции" в КНР лишь высокие горы и труднопроходимые тропы помешали отрядам хунвейбинов ("красных охранников") добраться до центра эзотерического даосизма в горах Удан. Сегодня, как и в древности, никакого единого даосизма не существует, хотя большинство храмов принадлежит школе Чжэнъидао, пользующейся государственной поддержкой. Руководители Даосской ассоциации входят в органы государственного управления, в частности во Всекитайское собрание народных представителей. В отличие от такого "государственного" даосизма существует, по крайней мере, около сотни мелких даосских сект, ритуалы которых далеко не всегда одобряются властями, а некоторые секты вообще именуются "государственно-опасными", поскольку их ритуалы связаны с традиционной для даосизма сексуальной практикой, оккультными ритуалами с использованием сильных наркотических и глюциногенных средств, методами психовоздействия на адептов, далеко не всегда безопасными для здоровья человека.

6. Заключение.

    В качестве заключения я хочу привести две весьма характерные даосские притчи.

   Знание странствовало на Севере у истоков реки Темная вода, взошло на холм Незаметный и встретилось с Недеянием.

  – Мне хочется тебя спросить, – сказало Знание Недеянию, – как размышлять, как думать, чтобы познать путь? Где находиться, чему покориться, чтобы утвердиться в пути? За кем следовать, какой дорогой, чтобы обрести путь?

Ни на один из трех вопросов Недеяние не ответило. Не только не ответило, но и не знало, что ответить.

Ничего не добившись, Знание вернулось на южный берег реки Светлая вода, взошло на холм Конец Сомнений и, заметив Возвышающегося Безумца, задало ему те же вопросы.

     – Я это знаю, сейчас тебе скажу, – ответил Возвышающийся Безумец, но тут же забыл, что хотел сказать.

    Ничего не добившись, Знание вернулось во дворец предков, встретило Желтого Предка и задало ему те же вопросы.

    – Не размышляй, не думай и начнешь познавать путь. Нигде не находись, ничему не покоряйся и начнешь утверждаться в пути. Ни за кем не следуй, ни по какой дороге не ходи и начнешь обретать путь, – ответил Желтый Предок.

   – Мы с тобой это знаем, – сказало Знание. – А оба встреченные мною прежде не знали. Кто же из них прав?

   – Один, по имени Недеяние, воистину прав; другой, Возвышающийся Безумец, ему подобен, – ответил Желтый Предок. – Ни я, ни ты к ним до конца не приблизимся, ибо “Знающий не говорит, говорящий не знает”. Поэтому “мудрый и осуществляет учение безмолвно”. Пути нельзя постичь в словах, свойств нельзя добиться речами. Милосердием можно действовать, справедливостью можно приносить ущерб, церемониями можно друг друга обманывать. Поэтому и говорится: “После утраты пути появляется добродетель, после утраты добродетели появляется милосердие, после утраты милосердия появляется справедливость, после утраты справедливости появляются церемонии. Церемонии – это украшение учения и начало смуты”. Поэтому и говорится: “Тот, кто осуществляет путь, с каждым днем все больше утрачивает, утратив, снова утрачивает вплоть до того, когда достигает недеяния, недеянием же все совершает”. Если ныне, уже став вещью, некто захочет вернуться к своему корню, не будет ли это ему трудно? Это легко лишь великому человеку. Ведь жизнь следует за смертью, а смертью начинается жизнь. Разве кому-нибудь известен их порядок? Рождение человека – это скопление эфира. Соберется эфир, образуется жизнь, рассеется – образуется смерть. Если смерть и жизнь следуют друг за другом, зачем же мне горевать? Для всей тьмы вещей это общее: и то, чем любуются, как божественным чудом, и то, что ненавидят как разложение. Разложившееся снова превращается в божественное чудо, а божественное чудо снова разлагается. Поэтому и говорится: “Единый эфир пронизывает всю вселенную”, поэтому и мудрый ценит единое.

Знание сказало Желтому Предку:

    – Я спросило у Недеяния, а Недеяние мне не ответило. Это не значило, что не ответило мне, – не знало, что мне ответить. Я спросило Возвышающегося Безумца,

Возвышающийся Безумец хотел мне поведать, но не поведал. Это не значило, что не поведал мне - хотел, но забыл, о чем собирался сказать. Ныне я спросил у тебя, и ты это знал. Почему же мы к ним не приблизимся?

-           Один воистину прав благодаря своему незнанию, - отвечал Желтый Предок, - другой ему подобен благодаря своей забывчивости. Ни ты, ни я к ним до конца не приблизимся из-за своего знания.

Дядя Дракона сказал Вэнь Чжи:

- Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?

- Повинуюсь приказу, - ответил Вэнь Чжи. - Но сначала расскажи о признаках

твоей болезни.

- Хвалу в своей общине не считаю славой, хулу в царстве не считаю позором; приобретая, не радуюсь, теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на постоялом дворе; наблюдаю за своей общиной, будто за царствами Жун и Мань.

Меня не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?

Вэнь Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.

- Ах! - воскликнул он. - Я вижу твое сердце. Его место, целый цунь,

пусто, почти как у мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий,

седьмое же закупорено. Возможно, поэтому ты и считаешь мудрость болезнью?

Но этого моим ничтожным искусством не излечить!

     Цивилизация старого Китая уже ушла в прошлое. Но ее мудрость, вобравшая в себя опыт духовных исканий и подвижничества сотен поколений, не умерла и не может умереть. Даосизм, как часть и, может быть, самая важная часть этой мудрости, не потерял своей жизненности и сегодня. Заветы древних даосов обращены к каждому, кто желает познать загадку истоков всего происходящего, кто не удовлетворяется условностями цивилизаций, морали, идеологий, но ищет истинно великое и вечное, кто имеет мужество отказаться от мелочных приобретений ради того, чтобы вместить в себя весь мир.

Список использованной литературы.

1.   “Дао и даосизм в Китае”. М., Изд-во Института востоковедения, 1982.

2.   “Китайская философия”. Энциклопедический справочник.  М., “Мысль”,  1994.

3.  А.Е.Лукьянов. “Истоки Дао :  древнекитайский мир”. М., “Инсан”, 1992.

4. “История китайской философии”.  М., “Прогресс”, 1989.

5. “Даосские притчи”. Сост. А.Н.Мстиславский. С-Пб.,“Сократ”, 1993.

Страницы: 1, 2, 3