Как стандартизированный
и нормированный срез эмпирической жизни трактует повседневность Б.В. Марков:
«Слово “повседневность” обозначает само собой разумеющуюся реальность,
фактичность; мир обыденной жизни, где люди рождаются и умирают, радуются и
страдают; структуры анонимных практик, а также будничность в противоположность
праздничности, экономию в противоположность трате, рутинность и традиционность
в противоположность новаторству» [92, с. 291]. На других страницах своей работы
Б.В. Марков подчёркивает, что повседневность – это привычки, стереотипы,
правила, мышление и переживания людей, но также и их поведение, деятельность,
регулируемая нормами и социальными институтами [92, с. 129–130]. В повседневном
субъективное переживание противопоставляется объективным структурам и
процессам, типические практические действия – индивидуальным и коллективным
деяниям, подвижные формы рациональности – идеальным конструкциям и точным методам.
С
культурологических позиций как пространственно-временной континуум, наполненный
вещами и событиями, рассматривает повседневность В.Д. Лелеко. Так же, как и
Б.В. Марков, он понимает повседневность как будничность, как противоположность
праздничному и сакральному: «Повседневность возникает там, где есть человек.
То, что в жизни человека и окружающем его мире природы и культуры происходит
ежедневно, должно быть определённым образом воспринято, пережито и оценено для
того, чтобы стать ожидаемым, неизбежным, обязательным, привычным, само собой
разумеющимся, понятным, должно быть пережито и оценено как тривиальное, серое,
скучное» [88, с. 103]. В.Д. Лелеко структурирует повседневность в виде
иерархических уровней и секторов в её пространственном и временном измерениях.
Теоретическая модель повседневности, предложенная В.Д. Лелеко, включает
«вещно-предметный ряд, событийный ряд и набор сценариев поведения, повседневных
ритуалов, предполагающих гендерную и возрастную дифференциацию» [88, с. 93].
Руководствуясь семиотико-культурологическим методом, данный автор рассматривает
понятие повседневность через два уровня смыслов: первый – фиксирует суточный
ритм повторяющихся в жизни человека процессов и событий, выявляет определённую статистическую
закономерность. Второй –
это субъективная, психологическая и аксиологическая сторона понятия
«повседневность», она запечатлевает эмоциональную реакцию на это повторение и
его оценку. В.Д. Лелеко считает, что события повседневной жизни есть форма
проявления определённого уклада жизни с его устоявшимися, изо дня в день
повторяющимися делами, поступками, занятиями. Стабильность повседневной жизни
противостоит случайностям и неожиданностям, которые могут сломать, уничтожить
сложившийся уклад жизни, привычную нормативную повседневность [88, с. 113].
Однако в своей концепции повседневности В.Д. Лелеко слишком категоричен. Так,
необходимым условием повседневности у него выступает ежедневность. Поэтому
трудовая деятельность, скажем учителя, работающего три раза в неделю,
повседневной не является. Из сферы повседневности исключаются сон, вера, досуг.
По иному
трактует повседневность Л.В. Беловинский, выделяющий в ней разные уровни и
включающий в неё техники сна, другие техники тела, а также религиозность,
праздники, досуг [12, с. 50]. Л.В. Беловинский указывает, что повседневная
деятельность несёт на себе отпечаток элементарной рефлексии и детерминирована
«ценностными ориентациями человека, переживающего здесь и сейчас как настоящее,
так и … прошлое, переживаемое как субъективно, в живом восприятии людей, так и
объективно, как данность, налагающая отпечаток на настоящее» [12, с. 49].
С
конструктивистских позиций анализирует повседневность В.Н. Сыров,
подчеркивающий, что повседневность – это особый код, который возникает в
сознании индивида при необходимости практически решить ту или иную проблему.
Код повседневности отвечает на вопрос «как?» и основная функция повседневности
– это адаптация (полезность). Работа структуры повседневности видится ему как
совокупность процедур конфигурации и реконфигурации. Тем самым повседневность
предстаёт в виде своеобразной машины по производству значений, созданию и преобразованию
всевозможных объектов [132]. Далее В.Н. Сыров вслед за А. Шюцем выделяет такие универсальные
характеристики повседневности, как персонификация, реификация (представление
процессов в виде предметов) и рецептуризация.
Как
видим, многие авторы склонны противопоставлять повседневность и
неповседневность, несколько принижая её значение. Напротив, Г.С. Кнабе в работе
«Диалектика повседневности» рассматривает повседневность как понятие
«неотчуждённой духовности», возвышая повседневное бытие человека. Данный автор
рассматривает повседневность с культурологических позиций, определяя
«жизнесмыслы» каждодневного бытия человека (сегодня «тут-бытия»). Он предлагает
рассматривать повседневность не как альтернативу традиционной культуре, а как
ценность. Непосредственное содержание повседневности, по Г.С. Кнабе, изначально
состояло «в воспроизводстве человеческой жизни – в продолжении рода,
обеспечении его выживания трудом и борьбой с природой, с врагами, в создании,
сохранении и совершенствовании защитной материально-пространственной среды»
[75, с. 50]. Однако, подчёркивает Г.С. Кнабе, «такое воспроизводство всегда
коллективно, в процессе его между людьми возникают определённые отношения, а
вместе с ними нормы и убеждения, принципы и идеи, вкусы и верования, которые,
вполне очевидно, составляют духовную сферу, сферу культуры, и в этом смысле
нетождественны изначальному непосредственному содержанию повседневного самовоспроизводства,
обособлены от него, но в то же время, и столь же очевидно, от этого непосредственного
содержания неотделимы и в нём растворены. Когда в былые времена крестьянин
садился с семьёй за трапезу, он утолял голод и совершал тем самым акт
простейшего биологического самовоспроизводства, но крестное знамение, которое
предваряло трапезу и было её естественной, каждому сотрапезнику необходимой
составной частью, свидетельствовало, что насыщением дело не исчерпывается,
говорило о связи насыщения и поддержания жизни с духовным единением людей,
включённых в коллективный труд, с традицией, их объединяющей, с верой в высший,
сакральный смысл Человеческого бытия» [75, с. 50]. Когда в прошлом веке бытовая
повседневность в качестве самостоятельной категории исторической
действительности впервые стала привлекать внимание исследователей, это единство
первичных и идеализованных нравственно-культурных смыслов воспринималось как
самоочевидное и постоянное её свойство, а возможность противоречия между ними
даже не обсуждалась.
Однако в
современном обществе повседневность приобретает иные характеристики, чему, по
мнению Г.С. Кнабе, способствует изменение цели и смысла труда. Из средства
обеспечения главной и в конечном счёте сакральной ценности – сохранения и
воспроизводства личной и родовой человеческой жизни, труд стал средством
заработка, предназначенного для удовлетворения условных потребностей:
потребности в комфорте, развлечениях, которые обретают в современном обществе
самостоятельную ценность. В этих условиях абсолютизация повседневности как
ценности превращается в абсолютизацию её практицистской стороны: «Духовность,
присущую повседневному существованию как целому в единстве его трудовых,
семейных, общественных сторон, престижно и комфортно ориентированный
современный быт начинает монополизировать, уплощать, себе подчинять, начинает
судить все явления духовной жизни по своим критериям, а те, которые втянуть и
подчинить не удаётся, воспринимает как неадекватные ценностям простого
человеческого существования, как слишком над ним возвышающиеся или от него
отклоняющиеся, а потому ненужные, «заумные», раздражающие. Постепенно
раздражение начинает вызывать всё несводимое к жизненной эмпирии и
повседневному интересу. В ориентации на бытие как быт, на немудрящую
непреложность повседневного существования как главную ценность раскрывается
потенциально деструктивный и антикультурный смысл» [75, с. 52]. Как видим, Г.С.
Кнабе акцентирует особое внимание на аксиологическом смысле повседневности,
подчёркивая, что в условиях современного общества её глубокий духовный смысл
отходит на второй план.
Взвешенно и всесторонне
анализирует повседневность российский философ Е.В. Золотухина-Аболина,
посвятившая этой проблеме ряд работ [60, 58, 59]. Она выделяет несколько
значений термина «повседневность» [59, с. 7; 12, 15]:
1) эмпирическая жизнь, пребывание
человека в чувственно-материальном мире;
2) стандартизированный и нормированный
срез эмпирической жизни, мир правил, циклов, стереотипов;
3) сфера согласованных действий, такого
поведения, где все взаимосвязаны друг с другом и интерпретируют мир вместе.
Основными
характеристиками повседневности Е.В. Золотухина-Аболина считает нормальность
(обычность), прагматичность, повторяемость и понятность [59, с. 26]. Однако
повседневность видится ей многогранной и многоликой, не сводимой только к
рутинности и будничности. Е.В. Золотухина-Аболина подчёркивает, что не стоит
противопоставлять повседневность как «бодрствующее сознание» (А. Шюц) сну как
ночному, смутному состоянию нашего внутреннего мира. Она отмечает, что наряду с
напряжённым, бдительным вниманием в нашем ежедневном бытии есть и другой, противоположный
пласт опыта. Это скрытый, косвенный опыт, хотя и ежеминутно присутствующий
рядом с ясностью осознания, опыт «повседневного бессознательного», которое как
тень сопровождает всякий акт сознания [59, с. 29]. На страницах своих книг Е.В.
Золотухина-Аболина показывает, что повседневность как мир опыта стоит
противопоставлять не сну, а скорее трансцендентному [59, с. 41–52]. Соглашаясь
с тем, что повседневность интерсубъективна, исследователь, тем не менее,
подчёркивает, что её существенной характеристикой является субъектоцентризм,
даже скорее «я»-центризм. «Моя субъективность – центр моей повседневности», –
пишет Е.В. Золотухина-Аболина [59, с. 30]. Конкретный телесный человек –
источник и носитель «своей повседневности», хотя она способна возникать лишь в
обществе и культуре. «Я»-центричность непосредственно связана с двумя другими
моментами – телесностью и прагматическим целедостижением. Необходимость
преследовать практические цели прямо следует из наличия тела, которое надо
кормить, одевать, обеспечивать ему пространство для передвижения, условия для
хорошего самочувствия и разнообразных физических и психологических радостей.
Весь массив культурных форм возник прежде всего ради выживания и развития телесного
эмпирического человека, его защиты от стихийных сил природы и обеспечения ему
хотя бы относительного комфорта. Поэтому повседневная жизнь полна забот о
телесности.
Значимым в концепции Е.В.
Золотухиной-Аболиной представляется также то, что она не сводит сферу
повседневного только к прагматичности и субъектоцентризму, отмечая, что, будучи
сконцентрированным на предмете своей деятельности, человек забывает о
собственном «я» (становящемся лишь фоном), оказывается способным к выходу за
собственные границы, «самозабвению», увлечённости «логикой дела». В повседневности
есть место и для непрагматического поведения, для игры, созерцания,
философствования, витания в грёзах и фантазиях [59, с. 32]. Кроме того, Е.В. Золотухина-Аболина
подчёркивает, что такие качества повседневности как повторяемость, стереотипность
и понятность не тотальны. Они оставляют зазоры для своих противоположностей –
исключительности, неопределенности и непонятности. Причём ситуации
неопределённости занимают в повседневной жизни значительное место [59, с. 37].
Среди повседневности исследователь выделят также так называемые «лакуны
внеповседневного», в рамках которых законы повседневности бывают существенно
потеснены. К таким «лакунам» Е.В. Золотухина-Аболина относит приключения,
праздники и сферу виртуальности (игру, искусство и компьютерный мир) [59, с. 52–71].
Соглашаясь в целом с
концепцией повседневности Е.В. Золотухиной-Аболиной, следует отметить, что в
настоящее время в силу чрезвычайно быстрого развития высоких технологий
«компьютерный мир» не стоит воспринимать как «лакуну внеповседневного»,
поскольку деятельность всё большего числа людей, как трудовая, так и досуговая,
становится неразрывно связанной с информационными объектами, протекает в
виртуальной среде. В связи с чем именно воздействие информационных технологий
на повседневную жизнь человека заслуживает самого пристального изучения.
Итак, анализ работ
отечественных и зарубежных исследователей повседневности показывает, что
предметом научной дискуссии являются, прежде всего, вопросы о соотношении
понятий «повседневность» и «жизненный мир», а также о соотношении
«повседневного» и «неповседневного». Следует отметить, что истоки смешения
терминов «повседневность» и «жизненный мир» восходят к текстам Э. Гуссерля и А.
Шюца, в которых не проясняется соотношение между ними. Большинство
исследователей употребляют данные понятия как синонимы или определяют их одно
через другое [151, с. 55–62; 76]. На необходимость различения понятий «повседневность»
и «жизненный мир» указывают И.Т. Касавин и С.П. Щавелев. По их мнению, первое
(т.е. повседневность) – узкая, фрагментарная, функциональная область; второе
(жизненный мир) – предельно широкий горизонт бытия, интегральная структура мира
[71, с. 414]. Повседневность каждого человека является только частью его же
жизненного мира. Если повседневность предполагает выполнение различного рода
действий – от бытовых до специальных, так сказать на уровне динамического
стереотипа, то жизненный мир виртуально содержит в себе всякого рода неожиданности и нередко
предполагает поиск нестандартных решений. Понятие «жизненный мир» шире по
значению, чем понятие «повседневность». Как справедливо отмечает Г.П. Любимов,
жизненный мир содержит в качестве своих частей зоны повседневности и зоны
неповседневности [91, с. 127–128]. Особенности мира повседневности задаются
фундаментальными принципами соответствующего жизненного мира, но не сводятся к
ним, ибо жизненный мир содержит инновационные моменты, чего в принципе не может
содержать мир повседневности; в этом смысле повседневность направлена на
сохранение и поддержание уже апробированного опыта, она консервативна и не
склонна к радикальным изменениям.
Таким образом, под
повседневностью в данной работе будет пониматься сфера эмпирической жизни
человека, характерными признаками которой являются связь с практической деятельностью,
прагматичность, коммуникативность, персонификация, интерсубъективность, повторяемость,
стереотипность, понятность. Повседневность реализуется в пространственно-временных
координатах, она является темпоральным и топологическим опытом. Главными
функциями повседневности являются сохранение, выживание, воспроизводство
человека, общества, культуры. Повседневность и неповседневность неразрывно
связаны между собой, являясь составляющими жизненного мира. Благодаря
повседневности обеспечивается стабильность общества и трансляция
социокультурного опыта, сфера неповседневности ответственна за инновации и
социокультурные трансформации. Следует также обратить внимание на то, что в условиях
современного общества под влиянием развития высоких технологий процесс
опривычнивания и типизации того, что ещё недавно не относилось к сфере
повседневного, значительно ускоряется.
1.2
Психофизиологические механизмы влияния информационных технологий на
повседневную жизнь человека
Приступая к анализу
механизмов влияния информационных технологий на повседневную жизнь человека,
следует рассмотреть содержание понятий «технология» и «высокие технологии».
Само слово «технология» происходит от двух греческих слов: «techne» – искусство, мастерство, умение,
навык и «logos», т.е. организованное,
систематизированное, целенаправленное знание. В современных словарях отмечается
многозначность данного понятия [102, с. 1208; 131, с. 720]. Под технологией
понимаются:
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
|