Таким образом, основными моментами учения Пифагора были: вера в переселение души человека после смерти в тела других существ, ряд предписаний и запретов относительно пищи и поведения, а так же огромная роль авторитета учителя, и связанное с этим знание о трех сферах жизни - материальной, духовной и нравственной, наивысшей из которых является духовная.

Учение Пифагора было секретным и сохранялось в тайне вплоть до времени Филолая, который первым изложил его в своей книге (последняя треть 5 в. до н.э.). До него ни книг, ни даже каких-либо записей у пифагорейцев не было, и все излагалось в устной форме.

Глава 2. Космологическое учение пифагора. основные эстетические категории

Как уже говорилось выше, с именем Пифагора связаны выдающиеся открытия не только в области математики, вместе с тем существовало влиятельное теологическое направление, которое впервые попыталось дать философско-математическое обоснование религиозному учению о бессмертии души. И хотя сочетание религиозной мистики и математического рационализма может показаться странным, но это слияние науки и религии в значительной мере объясняет то огромное влияние, которое пифагореизм оказывал в древности.

Обожествление числа приводило пифагорейцев к мистификации чисел и числовых отношений. К разряду особо священных чисел они относили семерку, десятку, единицу и др. Поскольку пифагорейцы жили в разных частях Греции, каждая из групп пифагорейского братства по-своему фантазировала насчет того, какое из чисел должно быть возведено в ранг священного или наиболее священного.

На Пифагора оказала большое влияние традиционная вера в таинственный характер чисел, числа 7 в особенности. Во времена Пифагора был написан даже трактат об универсальном значении числа 7. Имя автора этого трактата осталось неизвестным, но отрывки из его сочинений дошли до нас. Традиционные взгляды на числа и их значение в мире и в самой жизни людей укрепляли веру Пифагора и его школы в то, что числа и числовые отношения составляют сокровенную основу Вселенной и всех вещей. Пифагор рассматривал число 7 как верховное число, и считал, что все в мире семерично.

Привлекая примеры из материалов древних и поздних пифагорейцев, немецкий исследователь В. Рошер приходит к выводу, что для пифагорейцев число 7 есть мироправящее (божественное) число, требующее почитания. Играя "космическую" роль, число 7 независимо, не возникает ни из одного числа и черпает свою силу, по мнению ранних пифагорейцев, из того, что является средним арифметическим чисел 4 и 10, то есть 4+10=14; 14: 2=7. В качестве всеопределяющей силы ("силы свершений") и творца ("демиурга") всего число 7 есть судьба под именем kairos - критическое время. Таким образом, число 7, судьба и kairos для пифагорейцев одно и то же. Т.е., можно сказать, что источник имеет иррационалистическую (религиозно-мистическую), а не рационалистическую (гносеологическую) основу.

Хотя пифагорейцы увлекались мистикой числа и числовых отношений, однако их стремление выяснить отношение между количественными величинами и свойствами вещей, а также процессами, происходящими в природе, привело к исследованию числа, числовых отношений и количественных величин вообще. На этом пути пифагорейцы сделали ряд выдающихся открытий. Видимо, Пифагор (или его ученики), зная отдельные "священные треугольники", то есть прямоугольные треугольники с целочисленными сторонами египтян и вавилонян, распространил теорему, носящую его имя, на все прямоугольные треугольники. Им же принадлежит ряд других открытий из области математики и астрономии. Наряду с занятиями арифметикой и геометрией они создали еще и то, что французский исследователь Бруншвиг назвал арифмологией. Смесь математики с религиозной мистикой не давала пифагорейцам возможности иметь ясное представление о числе. Число было для них и орудием вычисления, и средством мистификации. Отсюда проистекала их символика чисел. Как сказал по этому поводу Аристотель,".проникнувшись математикой, они стали считать ее принципы принципами всякого бытия"[3].

В частности, пифагорейцы установили математическую закономерность в акустике, заметив, что струны звучат гармонически либо дисгармонически в зависимости от их длины. Они звучат гармонически, если их длина соответствует простым числовым отношениям, При отношении 1: 2 они дают октаву, при отношении 2: 3 - квинту, а когда их длина находится в соотношении 1: 2/3: 1/2, то возникает аккорд С G с, который пифагорейцы называли "гармоническим".3агадочное явление гармонии они объясняли пропорцией, мерой, числом; гармония же основана на математическом отношении составных частей.

Пифагорейцы не занимались эстетикой как особой наукой: они видели в гармонии свойство космоса и поэтому рассматривали ее в рамках космологии. Термином "красота" они не пользовались, но употребляли термин "гармония", который, вероятно, сами и создали. "Гармония, - писал пифагореец Филолай, - есть соединение разнородных и смешанных, различным образом настроенных предметов". Этимологически слово "гармония" означало то же самое, что ансамбль, соединение; гармония подразумевала соразмерность, единство составных частей. Для пифагорейцев именно благодаря этому единству она являлась чем-то положительным, прекрасным в греческом, расширенном значении этого слова. Филолай писал: "Вещам непохожим, неродственным, разнородным необходима гармония, чтобы она поддерживала их в согласии". Гармонию звуков пифагорейцы считали лишь проявлением более глубокой гармонии, выражением внутреннего порядка в самом строении вещей.

Существенным в теории пифагорейцев было то, что они считали гармонию, порядок, правильную пропорцию ("симметрию") не только ценными, прекрасными, полезными, но и объективно обусловленными объективными свойствами вещей. Далее, пифагорейцы были уверены, что тем свойством вещей, от которого зависит их гармония, является правильность, регулярность, порядок. Гармония же есть не свойство отдельной вещи, но правильная система многих вещей, многих частей. Пифагорейцы полагали, что гармония представляет собой математическую, количественную систему, зависит от числа, меры и пропорции. Это положение было своеобразным пифагорейским мотивом, необходимо вытекавшим из их математической философии и основывавшимся на акустических открытиях. Хотя это был мотив космологии пифагорейцев, но он перешел в их эстетику, став основой будущей древнегреческой эстетики.

Эстетические взгляды пифагорейцев получили в Греции всеобщее распространение в более произвольном толковании: красота есть дело порядка, закономерности в системе частей. Такое толкование стало, можно сказать, аксиомой античной эстетики. В более же узком толковании положение о том, что красота есть дело меры и числа, сохранилось лишь как девиз некоторых течений в искусстве и его теории. Для красоты в первом значении греки сохранили пифагорейский термин "гармония", а для красоты во втором значении обычно употребляли термин "симметрия".

Убежденные в том, что вселенная устроена гармонически, пифагорейцы называли ее космосом, или порядком. Тем самым в космологию даже в самое ее название, они ввели эстетический момент. Свои выводы они развивали, отталкиваясь от космических гармонии и порядка. Предположив, что всякое закономерное движение рождает гармоничный звук, они считали, что звучит вся вселенная, рождая "музыку сфер", симфонию, которую мы можем не слышать только потому, что она звучит постоянно. Исходя из своих предпосылок, пифагорейцы думали, что и сама форма мира должна быть необходимо закономерной и гармонической, а такой формой является шарообразная форма; следовательно, мир должен быть шарообразен. Их психология также вся была проникнута эстетикой, ибо, понимая души по аналогии с телами, пифагорейцы считали совершенными те из них, которые построены гармонически, то есть имеют соответствующую пропорцию частей. Об этом повествует следующий фрагмент: "Филолай [помещает] огонь посредине вокруг центра, который он называет Гестией [очагом] вселенной, домом Зевса, матерью и алтарем богов, связью и мерою природы. И еще другой огонь [принимает он], - огонь, лежащий выше всего и объемлющий (вселенную). Центральный [огонь] есть первое по природе; вокруг него пляшут в хороводе десять божественных тел: небо, расположенное за сферою неподвижных звезд, пять планет, за ними солнце, под солнцем луна, под ней земля, под последней антихтон (противоземлие), за ними всеми огонь Гестии, занимающий место вокруг центра. Итак, самую высшую часть периферического (огня), в которой находятся элементы в состоянии совершенной чистоты, он называет Олимпом, пространство же движущегося Олимпа, в котором расположены пять планет вместе с солнцем и луною, [он называет] Космосом; лежащую же под ними подлунную часть [пространства], что вокруг земли, где [находится] область изменчивого рождения, [он называет] Ураном. И относительно расположенных в порядке небесных тел бывает мудрость, относительно же беспорядочного мира рождающихся [вещей] - добродетель, [причем] первая [из них] совершенна, вторая несовершенна". Все стихии также пронизаны этим музыкальным числом.[4]

Греческие понятия гармонии и ее противоположности - дисгармонии - опирались на более общие понятия порядка и хаоса. Лишь то, что поддается вычислению, что является правильным и ясным, что содержит в себе согласие и порядок, лишь только все это греки считали постижимым для человека; только то, что постижимо, - разумным, только разумное - хорошим и прекрасным. Поэтому разумным, хорошим, прекрасным являлось для древних греков только то, что упорядочено, правильно, ограничено. То, что неправильно, не ограничено, греки рассматривали как хаос, непостижимое, неразумное, подобное не могло быть ни хорошим, ни прекрасным. Это убеждение с древнейших времен нашло свое выражение в греческом искусстве, и было высказываемо в греческой философии. Вероятно, сначала именно у пифагорейцев, но должно было вполне отвечать естественным склонностям греков, ибо иначе не привилось бы столь повсеместно, не стало бы на многие века принципом их искусства и аксиомой их эстетики.

Глава 3. Музыка в эстетике пифагорейцев

Вышеперечисленные мотивы повлияли на судьбу не только их эстетики, но и искусства, главным образом музыки. Грекам вообще были свойственны поиски закономерностей в мире и применение их в искусстве, но пифагорейская философия еще более усилила этот поиск, утверждая, что математическая закономерность гарантирует гармонию. Математический подход к музыке явился всецело вкладом пифагорейской школы. Каноны изобразительного искусства классической эпохи, их геометрические расчеты и геометрические конструкции были в немалой степени следствием пифагорейских идей.

Красота была для древних греков свойством видимого мира, однако на их теорию прекрасного наибольшее влияние оказало не изобразительное искусство, а музыка, породившая убеждение, что красота - это дело пропорции, меры, числа.

Пифагорейцы известны в истории эстетики благодаря еще одной теории. Она также была связана с музыкой, но имела иной характер. Если первая теория отмечала, что музыка построена на пропорции, то вторая теория провозглашала музыку силой, воздействующей на душу.

Последняя теория была эквивалентом экспрессивного искусства греков, их "триединой хореи", воздействующей словом, жестом, музыкой. Силу воздействия хореи пифагорейцы относили главным образом за счет музыки. Вначале греки думали, что хорея оказывает действие исключительно на чувства того, кто сам поет и танцует, как это они могли наблюдать в культе Диониса с его экстатическими танцами и песнями. Пифагорейцы пришли к выводу, что танцевальное и музыкальное искусство в равной мере воздействует и на зрителя и на слушателя; воздействует не только посредством движений, но и посредством созерцания движений. Культурному человеку не нужно участвовать в танцах, ему достаточно смотреть на них. Поздний греческий историк музыки Аристид Квинтилиан сообщает, что эта мысль появилась уже у "античных" теоретиков музыки - под таковыми он мог подразумевать только пифагорейцев. Пифагорейцы пытались объяснить могучее воздействие искусства тем, что движения и звуки родственны чувствам. Благодаря такому родству движения и звуки выражают чувства, и наоборот, они вызывают чувства, воздействуют на душу. Звуки находят в душе отзвук, она созвучна им: "происходит то, что случается с двумя стоящими рядом лирами, - если ударить по одной, другая тоже откликнется"[5].

Из всего этого следует вывод: с помощью музыки можно воздействовать на душу, хорошая музыка может ее улучшить, а плохая - испортить. Такое действие греки называли психогатией, или управлением душами. Танец и в еще большей степени музыка обладали, по их убеждению, психогатической силой. Можно, как они полагали, вводить душу в хороший либо в дурной этос. Именно на таком фоне сложилось учение об этосе музыки, или о ее психогатическом и воспитательном воздействии, ставшее постоянным элементом греческого понимания музыки, популярным даже более, чем ее математическая трактовка. Во имя этого учения пифагорейцы, а затем их многочисленные эпигоны и толкователи делали особенный упор на том, чтобы отличать хорошую музыку от дурной, и добивались, чтобы хорошая музыка стала законом, чтобы в столь серьезном с моральной и общественной точки зрения деле, каким является музыка, не допускалось произвола и связанного с ним риска. Следовательно, пифагорейцы оказали в некотором отношении свое влияние на судьбы музыки.

Пифагорейский тезис о могуществе музыки имел своим источником не только древнегреческое искусство, но и религию, конкретнее - орфические верования. Орфики полагали, что душа заключена в плен тела за свои грехи, что она будет освобождена, как только очистится от этих грехов, и что такое очищение и освобождение - важнейшая цель человеческой жизни. Реализации такой цели служили, в частности, мистерии орфиков, включавшие танец в музыку. Пифагорейцы же считали, что музыка в особенности способствует очищению души; для них, убежденных в могучем воздействии музыки на душу, подобная мысль была вполне естественной. В музыке пифагорейцы видели силу не только психогатическую, но и очищающую ("катарсистическую", согласно греческому определению), силу не только этическую, но и религиозную. Как свидетельствует Аристоксен, "пифагорейцы использовали медицину для очищения тел, а музыку для очищения душ"[6]. Усиление этического начала в греческой религии, связанное и с именем Пифагора, влекло за собой постепенную замену старых ритуальных методов очищения другими, более тесно связанными с духовной жизнью человека. Пифагорейцы, сообщал Аристоксен, приписывали музыке способность смягчать "необузданность души".

Из того экстатического воздействия, которое оказывала вакхическая музыка, пифагорейцы делали вывод, что душа под влиянием музыки освобождается и покидает на какой-то момент тело. Учитывая связь этого мотива с орфизмом, можно назвать его орфическим мотивом.

Экспрессивную и психогатическую силу пифагорейцы приписывали не всем искусствам, но специально музыке. Они полагали, что экспрессия имеет место благодаря звукам, посредством которых можно воздействовать на душу, и что это происходит с помощью слуха, а не других чувств. Поэтому пифагорейцы считали музыку исключительным искусством, особым даром богов. Они утверждали, что музыка не есть человеческое установление, но дана "от природы", что ритмы заключены в природе, а человеку свойственны от рождения - произвольно придумывать их он не может, и должен только к ним приспосабливаться. Душа в силу самой своей природы высказывается с помощью музыки, музыка является естественным ее выражением. Пифагорейцы говорили, что ритмы являются "портретами" психики, "знаками" или выражениями характера.

Страницы: 1, 2, 3