По-моему, попытка улучшить породу или «кровь» людей ни к чему хорошему не приведёт. Да, будут интересные физиологические опыты, наблюдения, которые продвинут науку вперёд; но сумела же мадам Ломоносова родить своего гениального сына безо всяких научных ухищрений. Нет смысла увеличивать скорость естественного отбора, всё должно идти  естественным путём. Нужно создавать определённые условия труда, при которых будет как можно меньше лишних, брошенных людей. Первую роль, конечно, должно играть образование.

Но если нацисты подарили нам миф о «душе расы», предопреде­ляющей ее поведение, то, надо признать, они подарили нам также и наиболее полное опровержение этой доктрины. В самом деле, ко­гда они вплотную подошли к проблеме консолидации своего режима и мобилизации германского народа на завоевание других стран, они вовсе не доверились никакой возвышенной тевтонской личности и никаким первобытным шорохам леса. Наоборот, они захватили прес­су, радио, школы, университеты, различные средства культуры и на­вязали им свою волю. Иначе говоря, они использовали каждое мыс­лимое средство воспитания в своем народе желаемых качеств.

Вот так сейчас и действуют американцы, оправдывая своё стремление к наживе мифами о странах, в которых живут лишь одни террористы (все 20 миллионов жителей Ирака).

Что бы ни говорила фашистская теория, фашистская практика откровенно признает, что социальное поведение обусловлено воспи­танием. А если так, то мы с полным основанием можем ожидать, что от воспитания оно и изменится. Соответственно, если мы обна­ружим у некоторых людей черты поведения, которые сочтем неже­лательными, наш долг будет заключаться не в сегрегации или анни­гиляции этих людей, а в устранении причин, идущих от окружения.

И даже так мы останемся не правыми, так как эти черты нежелательны для нас, а для них они вполне естественны. Так например для меня нежелательная сторона у БОМЖей – их неопрятность, а они считают  для себя это нормой.

СУЩЕСТВУЮТ ЛИ «ПЛОХИЕ» РАСЫ?

Объединим два последних постулата, потому что оба они имеют де­ло с этикой:

3. По крайней мере некоторые из этих черт «дурны», причем «дурные» черты доминируют.

4.Другие группы, представители которых обладают «хорошими» чертами, должны тем самым по праву господствовать над группами, представители которых обладают «дурными» чертами.

Эта туманная мораль крайне неубедительна, потому что утопает самое для нас необходимое — знание о поведении конкретных лю­дей. В ней явственно сказывается желание осуждать оптом и оправ­дывать оптом до всякого изучения действительного поведения. Кро­ме того, если невозможно сколько-нибудь точное обобщение физи­ческих характеристик расы, маловероятно, что мы больше преуспе­ем, обобщая ее нравственные характеристики. Нам будет достаточно мороки с установлением смысла «добра» и «зла» даже и без при­ложения этих терминов к целым группам людей и распоряжения их судьбами сообразно такому приложению. Нам доставит достаточ­но труда определение содержания нравственных принципов и без того, чтобы отягощать массы всеми терзаниями, какие способно изобрести ханжество. Осуществлению нравственных суждений ме­шает не столько общая «греховность» в качестве недостатка разумения, сколько тот глаз, в котором оказывается бревно, когда человек недоволен сучком в глазу другого.

 Действительно всё это слишком туманно. Люди слишком много обращают внимания на других, мало обращая внимания на себя, на свою сущность.

Впрочем, по-моему, вопрос можно разрешить проще и без обра­щения к метафизическим тонкостям. Предположим, мы сравниваем поведение якобы низших рас с поведением якобы высших рас. Результаты настолько же очевидны, насколько отрезвляющи. Не негр и не еврей послали оскорбительную открытку или изобрели прово­кационный лозунг. Не негры и не евреи построили лагерь смерти в Майданеке. Нет, сделали все это «арийцы». За всю историю ни негры, ни евреи, ни представители какой бы то ни было «низшей» расы не принесли человечеству страданий, которые хоть отдаленно можно было бы сравнить со страданиями от самозванных «выс­ших» рас.

По-моему тоже, этот вопрос можно разрешить проще не вдаваясь во всю ту чушь написанную выше, но чувствую, что дальше будет ещё хуже.

Нравственный баланс, таким образом, как раз противоположен тому, что утверждает расизм. Если обладание всеми мыслимыми грехами есть добродетель, то расисты добродетельны. Если изобре­тение всяческих несправедливостей есть справедливость, то расисты справедливцы. Если купаться в чудовищной нечистоте значит быть чистым, то расисты чисты. Но к этим «арийцам» и всему их невы­носимому отродью с гораздо большим основанием относится знаме­нитый приговор Джонатана Свифта: они «самая вредоносная раса отвратительных грызунов, какой природа когда бы то ни было до­пускала ползать по лицу земли».

У автора стало получаться лучше. Это радует. Но всё-таки зря он так опускает «арийцев». Он случайно не еврей?!

Если уж группы людей действительно можно оценивать в нрав­ственном смысле, то «людоедство» последних лет совершенно ясно показывает, кому какую оценку надо дать. Впрочем, пустимся еще в одно, последнее, предположение, самое дикое из всех. Предполо­жим, что эти «арийцы» со всем их снаряжением из плетей, газовых камер и портативных виселиц, со всеми их издевками, высылками и сегрегациями тем не менее нравственно выше других групп. Даст им это, их превосходство право покорять других, правя и угнетая по произволу? Мыслимо ли, чтобы в такой чудовищной вещи была истина? Угнетение есть принудительная и насильственная эксплуа­тация со стороны небольшой группы людей. Превосходство силы способно обеспечить и увековечить эксплуатацию, однако никакое превосходство — ни физическое, ни нравственное — не может ее оправдать. Демократическая этика должна ненавидеть ее и желать ей полного разрушения.

Автор опять пустился в глупые философские рассуждения, а он же обещал писать проще. Хватит опускать «арийцев». Он же всё-таки пишет про равенство рас, а не про превосходство всех рас над арийской.

Итак, даже если расист сможет доказать (а он не сможет  ???), что че­ловеческие группы глубоко различны, даже если он сможет доказать (а он не сможет), что такие различия передаются в виде наследст­венных черт поведения, и даже если он сможет доказать (а он не сможет), что поведенческие черты определенных групп хороши, а других плохи, то все равно он не сможет доказать, что группа с хорошими чертами вправе господствовать над другой. По всем своим четырем постулатам он получил абсолютную отметку, а имен­но ноль. Дрожь пробирает при мысли, как близко эти люди подошли к господству над всем миром.

Тогда, и только тогда, когда расист сможет доказать первый постулат, следует задаваться вопросом, сможет ли он доказать следующий и т.д. И с чего автор взял, что он не сможет это доказать? Доказать можно всё что угодно и кому угодно, главное подобрать нужные аргументы, и уметь это делать.

Дрожь пробирает, но потом решаешься действовать. И мы должны действовать. Терпеливым воспитанием и действенным политическим управлением мы должны добиться того, чтобы в общественной жиз­ни народов не было больше Майданеков, не было больше Гитлеров, не было больше Квислингов, не было больше расистов-конгрессме­нов и антисемитских лозунгов. Когда это произойдет, станет возмож­ным делиться хлебом по-дружески и есть его без скрипучего акком­панемента ненависти.

Без них жить будет скучно. Чтобы их победить – объединялся весь мир.

Нет причин, по которым бы нам это не удалось. Высшая раса земли, род человеческий, создавала своих высших представителей и нашла их в нас, демократических народах мира. У нас есть необ­ходимое знание; у нас есть необходимая сила; у нас есть необходи­мое единство знания и силы для достижения победы. Как бы ни подкрепляли себя расистские мифы насилием и ненавистью, они не смогут в конце концов одолеть нас.

         А зачем им одолевать автора? Высокое же у автора самомнение.

В одном из самых великих произведений русской литературы, по моему мнению, сказано:     «Всё пройдёт. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, он не страшен, а вот звёзды останутся, когда и тени наших дел не останется на Земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?» (М. А. Булгаков «Белая гвардия»). В этом корень проблемы.

         Бесполезно пытаться развенчать расизм только научными методами. Такие явления могут возникать, когда вера человека уничтожена, а взамен её ничего нет. Разум в таком случае притупляется и не устремлён за пределы собственной конечности, т.е. проще говоря не освобождён от таких деструктивных элементов как ненависть, боль, отчаяние. Тогда разум можно наполнить каким угодно содержанием.

         Данэм апеллирует в своей критике расизма к значению разума как к научному методу,  логической строгости, техническому подсчёту (может быть по этому было так скучно читать?). Но разум в другом своём значении лежит в основе языка, свободы, творчества, служит источником смысла, структуры норм и принципов. Уничтожение расистских мифов возможно лишь в том случае, если разум понимать как осмысленную структуру души, а не в его первом значении – как техническое орудие.

Трудно доказать, что человечество имеет единый путь развития. Это должно приниматься на веру усилием воли (у К.Ясперса – постулат веры ). Если разные группы людей будут закрыты друг от друга, то это неизбежно приведёт к катастрофе, например: явление Христа имело высший смысл только для христиан, а другие народы (с точки зрения христиан) выпадали из общего развития. Это рождало многие конфликты. Ещё недавно противостояние двух закрытых систем чуть не привело к ядерной катастрофе. Это не должно повториться никогда!

О ДВУХ СТОРОНАХ ВСЯКОГО ВОПРОСА

Чудо журналистики.

В августе 1933 г. старый, но вряд ли почтенный журнал «Ливинг эйдж»  опубликовал серию из трех статей под боевым заголовком «Вперед с Гитлером». К тому времени фальшивка с поджогом рейх­стага, зверские причуды штурмовиков и реакционные страстишки нового режима достигли всей очевидности.  И все-таки одному из авторов, д-ру Алисе Гамильтон, удалось сохранить при виде всего этого безмятежность. Она смотрела с птичьего полета, она пыталась понять нацистов, и вот что вышло из-под ее пера.  «Легко оптом осудить подобных людей как сумасшедших или трусов, но это будет упрощенчеством. В конце концов не надо забывать, что Германия на военном положении, а нам, конечно, памятна странная перемена, случившаяся с некоторыми из наших собственных идеалистов во время Великой войны. Несмотря на всю эту жестокость, лицемерие и отвратительную личную мстительность ощущаешь среди плодов нового движения в Германии нечто такое, по чему германский народ изголодался; какими бы гротескными или даже истеричными ни ка­зались  отрешенным англосаксам словоизвержения его привержен­цев, они не вполне абсурдны; в них есть кое-что, требующее от нас работы мысли».

Германия очень неплохо жила перед войной. Положение в России (извиняюсь, в СССР) было куда хуже и это не дало нам права идти завоеваниями на весь остальной мир.

Разумеется, сочинительница приведенных слов никоим образом не симпатизировала нацистской идеологии. Сама рассудительность тона тому свидетельство. Здесь есть лишь некая упрямая объектив­ность, которую не поколебать зрелищем нескольких случайных пре­ступлений. И все-таки несомненно, что общее впечатление от этих слов благоприятно для нацистов и для «плодов нового движения в Германии». В момент, когда решительное выступление народов мира могло бы еще покончить с властью Гитлера и тем самым изба­вить человечество от надвигавшейся катастрофы, автор приглашал нас помедлить и подумать.

Появление «отрешенного англо­сакса».  

Алиса Гамильтон апеллировала при этом к конгениальной черте в нас самих, к тому обстоятельству, что мы — «отрешенные англо­саксы». Мы-де поэтому должны не доверять упрощенческим и ле­жащим на поверхности объяснениям; мы должны вспомнить, что «осуждать легко»; мы, наконец, должны сочувствовать тому, по че­му «германский народ изголодался». Современная журналистика полна чудес, но не думаю, чтобы где-то она могла дойти до более замечательного злоупотребления объективностью.

«Отрешенный англосакс»! Недурное наименование для той по­роды политического животного, которой посвящается эта моя глава. Буду, однако, употреблять его как нарицательное, очистив от ра­систских обертонов, потому что ведь совершенно ясно, что носящее это имя животное процветает под любым солнцем и среди всех народов. Свой главный талант оно приобретает в процессе обучения, не по наследству. Это — трудное искусство бездействия.

         Если пытаться сберечь человека при помощи слов, а не действий, то он превратится в тепличное растение.

         Лучше бы автор бездействовал. На благо человечеству.

         Социальные типы «отрешённого англосакса».

1.     Типичный производитель-потребитель.

На первый, неосновательный, взгляд подобное искусство может показаться необычайно простым: стоит расслабить мышцы — и по­следует желаемый эффект. Но действие часто бывает столь необхо­димо и как биологическая потребность, и как социальный импера­тив, что ничегонеделание явно требует специальных предлогов. Пред­рассудки, о которых мы беседовали во II и III главах, внушают нам бездействие под предлогом воображаемой бесплодности действия. Если человеческая природа неизменна или если зло социальной несправедливости вызвано к жизни непреложными законами эволюции, то, ясное дело, нечего утруждать свою голову (или ноги) лишними хлопотами.

Правда, такие основания для бездействия больше свойственны людям не слишком обостренной нравственной чуткости, чья удовлет­воренность своей собственной судьбой оставляет им разве что чувство недоумения перед лицом чужих бедствий. Здесь нет ничего из ряда вон выходящего, ибо именно таково одно из отупляющих последст­вий частной собственности.

2.     Дон-Кихоты, сражающиеся с мельницами.

Существует, однако, значительная груп­па лиц, обладающих благополучием и даже богатством, и все-таки сохранивших участие к своим собратьям. Они чутки к страданиям, они возмущаются несправедливостью. Для них было бы совершенно естественным действовать подобающим образом; больше того, они постоянно готовы именно так и поступить. Всю жизнь они словно балансируют на канате: ничтожное движение — и они беззаветно, глубоко, безвозвратно ринутся в действие.

Не знаю, какими были главы II и III, но эта уж больно скучная.

3.     Канатоходец.

Задача тех, кто желает предотвратить подобную активность, сво­дится, понятным образом, к тому, чтобы дать таким людям и дальше балансировать на канате. Фокус тонкий — неуспех в нем имеет необратимые последствия. Что ж! Пускай фокус тонкий, да зато чертовски простой. Ну-ка, подумайте, чем можно заниматься, балан­сируя на канате? Только одной единственной вещью, а именно гово­рением. А о чем вы будете говорить? Разумеется, о сравнительных достоинствах падения на правую или на левую сторону.

4.     Болтающаяся личность.

И еще одну группу людей можно добавить к этой категории — людей, наслаждающихся жаром деятельности и близостью к собы­тиям, но не желающих связывать себя ни одним конкретным на­правлением. Они жаждут слияния с действием и такого знания всего происходящего, как они выражаются, «изнутри», какое для артиста-канатоходца недоступно. Однако в то же самое время они желают сохранить то, что считают своей беспристрастностью и своей неподкупностью. Беспристрастность оказывается в таком случае способностью плавать во всех течениях, как рыба в воде, а непод­купность — вечной неспособностью решиться на что-то одно. Так что по соседству с канатоходцем мы можем поставить эту болтающуюся личность, а болтанка, надо сказать, не относится к видам гимнасти­ки.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6