На основе такой
антропологии Мэмфорд устанавливает различие между основными типами техники:
политехникой и монотехникой. Политехника, или биотехника, – это первоначальная
форма делания. Это – тот вид техники, который находится в гармонии с
многообразными потребностями и устремлениями жизни и функционирует как бы в
демократической манере при реализации самых разнообразных человеческих
потенций. В противоположность этому виду, монотехника, или авторитарная
техника, базируется на научную интеллигенцию и квантифицированное производство
и ориентирована главным образом на экономическую экспансию, материальное
насыщение и военное превосходство", короче говоря – власть. Ее корни
восходят к пятитысячелетней древности, к тому времени, когда человек открыл то,
что Мэмфорд называет "мегамашиной", т.е. строгую иерархическую
социальную организацию. Стандартными примерами мегамашин являются крупные
армии, объединения работников в группы, такие, как, например, те, которые
строили египетские пирамиды или Великую Китайскую стену. Мегамашины часто
приводят к поразительному увеличению количества материальных благ, ценою,
однако, ограничения возможностей и сфер человеческой деятельности и
стремлений, что ведет к дегуманизации. Результатом этого оказывается "миф
о машине" или представление о том, что мегатехника неустранима из нашей
жизни и в высшей степени благостна. Это миф, а не реальность, ибо мегатехника
может быть устранена, ей вполне можно противодействовать, и, в конце концов,
она вовсе не благостна.
В целом все научное
творчество Мэмфорда является попыткой демифологизации и раскрытия сути мегатехники
с тем, чтобы положить начало фундаментальной реориентации духовных установок
общества, что, по его мнению, должно привести к преобразованию монотехнической
цивилизации. И, как он сам говорил в одной из ранних работ, "для спасения
самой техники мы должны ставить границы ее бездумной экспансии".
Мэмфорд, разумеется, не является
сторонником простого отвержения техники. Он ставит перед собой цель провести
разумное разграничение между двумя видами техники, один из которых находится в
гармонии и согласии с человеческой природой, а другой – нет. Технику поэтому
следует поощрять лишь в том случае, если она способствует усилению того аспекта
человеческого бытия, который Мэмфорд называет "личным", но не
ограничивает и не сужает человеческую жизнь рамками власти и силы.
Ортега — первый профессиональный
философ, обратившийся к проблематике философии техники, которую он анализировал
в своих лекциях, прочитанных в Испании в 1933 году, позднее, в 1935 году,
опубликовал в аргентинской газете "La Nacion",
издававшейся в Буэнос Айресе. Первое авторизованное издание этих лекций в виде
книги “Размышление
о технике” вышло в 1939 году. Ортега занялся проблемами философии
техники одновременно с Мэмфордом и так же в контексте философской антропологии.
В суждениях обоих, вообще-то разных по характеру исследователей, можно все же
найти некоторое сходство, особенно в аспекте антропологии, однако Ортега уделил
значительно больше внимания метафизическому анализу проблемы.
По мнению Ортеги, техника имманентна
всякому человеческому началу. Ортегианская философия техники опирается на его
идею о человеческой жизни, которая неизбежно предполагает определенные
отношения с окружающими условиями, однако не в пассивной форме, но в качестве активного
реагента этих условий и их творца. "Я есмь я и окружающие меня
условия" [8, стр. 37] — в этом выражении "Я"
рассматривается не как нечто, тождественное с самостью (идеализм), или как
нечто, тождественное с окружающими условиями (материалистический эмпиризм);
"Я" — тождественно как с одним, так и с другим, а также с их
взаимодействием. Первая часть его "Рассуждений о технике" посвящена
развернутому анализу этого метафизического тезиса, согласно которому
человеческая природа, в отличие, скажем, от скалы, дерева или животного, не
является чем-то, данным одним лишь фактом ее существования. Скорее, эта природа
есть некий сырой материал, из которого та или иная личность должна что-то
творить для себя самой. "Жизнь личности вовсе не соответствует особенностям
его органических свойств", человек проектирует ее сам, перешагивая за
пределы этих свойств.
Эта самоинтерпретативная,
самотворящая форма активности осуществляется через определенные стадии. Первая
стадия — это создание, в силу творческого воображения, некоего проекта или
установки по отношению к миру, которые данная личность стремится реализовать.
Вторая стадия — материальная реализация этого проекта: раз уж личность в своем
творческом воображении решила кем и чем она хотела бы стать, во что намерена себя
"превратить": это или джентльмен, или бодисатва, или идальго (здесь
используются приводимые самим Ортегой исторические иллюстрации). В
зависимости от этого формируются соответствующие технические потребности для
этих трех типов личностей. И, разумеется, поскольку эти потребности должны быть
разными в соответствии с тремя типами "проектов", то джентльмен
нуждается в современном туалете, в отличие от бодисатвы и идальго. Существует
столько различных "техник", сколько существует человеческих проектов.
Согласно концепции Ортеги, человека
можно определить как Homo faber, считая при этом, что значение термина "faber" не
сводится лишь к фабрикации, изготовлению материальных объектов, но заключает в
себе также и духовное творчество. Человек сам изобретает свою жизнь, подобно
тому, как создают роман или пьесу для театрального представления. Человек
является не частью природы, а обладателем определенной идеи, способности
интерпретировать, объяснять природу. Внутреннее творение создает базу для
внешнего изобретения. Техника, следовательно, может рассматриваться как
известный вид человеческого проектирования, но только не на строго естественных
или органических основах (как у Эрнста Каппа).
Ортега также дает обобщенную картину
эволюции техники, разделяя ее историю на три главных периода, напоминающие
описанную выше классификацию данную Мэмфордом. Эти периоды следующие: а)
техника, связанная с отдельными случаями; б) техника ремесленника; в) техника,
создаваемая техниками и инженерами. Различие между этими тремя видами техники
состоит в способе, открываемом и выбираемом человеком для реализации созданного
им проекта того, кем он хотел бы стать, "делать себя". В первый
период истории техники она – техника – может быть изобретена только случайно,
по обстоятельствам. Во второй период некоторые достижения техники, изобретения
осознаются как таковые, сохраняются и передаются от поколения к поколению
ремесленниками, т.е. специальным классом общества. Однако и в этот период еще
отсутствует сознательное изучение техники, то, что мы называем технологией.
Техника является лишь мастерством и умением, но не наукой. И только в третий
период, с развитием указанного аналитического способа мышления, исторически
связанного с возникновением науки Нового времени появляется техника техников и
инженеров, научная техника, "технология" в буквальном ее понимании.
Открытие технических средств
реализации той или иной цели само становится самоосознаваемым научным методом
или техникой. В наше время, считает Ортега, человечество прежде всего обладает la
tecnica, техникой в существенном смысле этого термина, т.е.
технологией, и лишь затем — техникой в смысле технических устройств. Люди
теперь хорошо знают, как реализовать любой проект, который они могли бы выбрать
даже до того как они выберут тот или иной конкретный проект.
Усовершенствование научной техники
ведет, согласно Ортеге к возникновению уникальной современной проблемы:
отмиранию и иссяканию способности человека воображать и желать — этого первичного
и врожденного качества, ставящего на первое место объяснение того, как
создаются человеческие идеалы. В прошлом в большинстве случаев люди осознавали,
что есть вещи, которые они не в состоянии делать, т.е. они сознавали пределы
своих умений. После того как человек желал и выбирал себе определенный проект,
он должен был в течение многих лет тратить свою энергию на решение технических
проблем, нужных для реализации этого проекта. В наши дни, имея в своем
распоряжении общий метод создания технических средств для реализации любого запроектированного
идеала, люди, кажется, утратили всякую способность желать ту или иную цель и
стремиться к ней. Человек вложил в новую технику столько веры, что просто
забыл: Быть техником и только техником означает способность быть всем, а
следовательно, быть ничем. В руках одних лишь техников, т.е. личностей,
лишенных способности воображения, техника "есть лишь пустая форма —
подобно всем формализованным логикам; такая техника неспособна определять
содержание и смысл жизни" [8, стр. 44]. Основывающийся на науке техник
зависит от источника, с которым он не в состоянии справиться. Исходя из этих
суждений, Ортега предсказывает, что Запад, по всей вероятности, будет вынужден
обратиться к техникам Азии.
Философию техники Хайдеггера не так
легко выразить обобщенно, хотя она, несомненно, имеет схожие черты с
философией техники Мэмфорда и, более углубленно, с воззрениями
Ортеги-и-Гассета.
Вместе с тем, взявшись за анализ хайдеггеровских
суждений относительно техники, мы обязаны учесть два важных обстоятельства.
Во-первых, Хайдеггер является, в известном смысле, философом сократических
традиций: он, скорее, ставит вопросы, чем отвечает на них. Он полагает, что
вопросы, головоломки, или проблемы, их выдвижение являются в большей степени истинным
занятием философии, чем что-либо другое. И действительно, Хайдеггер относится
крайне подозрительно ко всяким ответам и решениям. Во-вторых, наиболее часто
встречающийся у Хайдеггера вопрос касается бытия.
Три произведения Хайдеггера,
название которых начинается со слов "Вопрос о …", называется
"Вопрос о бытии" (1955), другое – "Вопрос о вещи" (1967) и
третье – "Вопрос о технике" (1954) как бы подсказывают нам, что
вопрос, касающийся техники, следовало бы рассматривать в его отношении вопросу
о бытии и не в меньшей мере к вопросу, касающемуся вещи. Может быть даже так,
что эти два вопроса, касающиеся вещи и техники, помогут нам пролить свет на
наиболее фундаментальный вопрос, так или иначе связанный с бытием.
Техника представляет собой проблему
по меньшей мере в трех смыслах. Первый смысл касается сущности
того, что мы называем техникой. Хайдеггер отвергает традиционные ответы,
которые сводятся к тому, что техника является нейтральным средством в руках
человека или человеческой активности. В противоположность инструментальному
воззрению на технику как на нейтральное средство, Хайдеггер доказывает, что
техника лишь часть истины или откровения, что, с одной стороны, современная
техника является откровением, при котором человек использует природу, не нарушая
ее естественного состояния, с другой – бросает ей вызов тем, что из природного
материала производит тот или иной вид энергии и, не будучи
зависимым от природы, накапливает и передает их.
Для того чтобы охарактеризовать
современную технику как "откровенную", обладающую особым характером
"полагания", "вызова", Хайдеггер сопоставляет традиционную
ветряную мельницу и электростанцию. Каждое из технических сооружений как бы
обуздывает природную энергию и используется человеком для осуществления тех или
иных своих целей. Однако ветряная мельница и мельница с водяным колесом
находятся в таком отношении с природой, которое дает основание сравнивать их с
произведениями искусства, утверждает Хайдеггер. Прежде всего, они, конечно,
связаны определенным образом с землей, так как просто передают движение. Если
нет ветра и не бежит вода, то движение прекращается. Кроме того, именно как
определенные структуры эти сооружения в целом приспосабливаются к ландшафту,
интенсифицируя и углубляя его характерные черты.
Работающая на каменном угле
электростанция, наоборот, вырабатывает базовые формы физической энергии и
затем накапливает их в чувственно не воспринимаемой форме. Электростанция не
передает никакого движения. Она преобразовывает или высвобождает движение и
затем трансформирует его. Однако современная техника идет по новому пути
использования земных ресурсов – она экстрагирует накопленную энергию в виде
каменного угля, затем преобразовывает его в электрическую энергию, которая, в
свою очередь, может быть накоплена, а затем использована для дальнейшего
распределения по человеческим потребностям или применена по воле человека.
"Высвобождение, преобразование, накопление, распределение и коммутирование
(переключение) – таковы пути технических открытий" [4, стр. 131],
характерные для современного развития техники. Более того, какая-нибудь
электростанция редко вписывается в естественный ландшафт или дополняет его.
Огромные дамбы пересекают каньоны и пороги больших рек. Атомные электростанции
не только загрязняют окружающую среду выделяемыми ими теплом и радиацией. Их
строительство вызвано нуждами городов, а внешне их очертания зависят только от
научных и математических расчетов, поэтому все они похожи друг на друга и в
таком виде как бы накладываются на любой ландшафт независимо от его характера.
Это одна из последних реальностей
технического прогресса, связывающая вопрос о технике с вопросом о вещи.
Хайдеггер пытается показать, что технологические процессы, в отличие от
традиционной техники, никогда не создают вещей в строгом смысле этого слова. На
место уникальной вещи наподобие изготовленного гончаром глиняного горшка
современная техника порождает мир, который Хайдеггер называет Bestand
("резервы на длительное время", "запасы") – объекты,
готовые для продажи. Мир современных артефактов всегда готов и пригоден для
всяческого манипулирования, употребления или выбрасывания. И причина этого
вовсе не в массовом производстве, а зависит от характера тех вещей, которые
появляются в результате массового производства. Этот Bestand состоит из
предметов, которые за рамками человеческих потребностей не представляют никакой
ценности. Примером являются предметы, изготовленные из пластмасс, форма которых
полностью зависит от человеческих решений относительно того, для чего они
должны быть использованы или как они должны быть декорированы и упакованы.
Это связывается с тем, что говорил
Хайдеггер об отношении, сложившемся между современной наукой и техникой.
Современная наука, по Хайдеггеру, характеризуется посредством объектификации (опредмечивания)
естественной окружающей среды в описании мира в математических терминах, при
котором неизбежно игнорируется сам земной характер мира, его естественность,
и это создает возможность производства предметов, объектов без подлинной
индивидуальности и вещности. И Хайдеггер утверждает, что вместо того, чтобы
рассматривать технику в качестве прикладной науки, точнее было бы рассматривать
науку как теоретическую технику.
Именно при таком положении дел
Хайдеггер поднимает вопрос о технике во втором его аспекте: кто или что
является причиной технического открытия мира как чистого объекта? По его
мнению, "за спиной" или на "изнанке" современной техники в
качестве способности открытия стоит нечто, что полагает мир и бросает ему
вызов. Это нечто Хайдеггер называет Gestell.
Термин Gestell являет
собой, если использовать язык Канта, трансцендентальную предпосылку современной
техники. Предлагая этот термин, Хайдеггер пытается закрепить общезначимое
слово, которое, в обычном его значении, переводится как "стойка",
"каркас", "подставка" или что-то в этом роде. Однако он
придает этому термину более глубокий философский смысл. Gestell выражает
объединенное содержание тех ориентаций, которые направляют человека, бросают
ему вызов, зовут его к раскрытию реального, подобно приказу. Gestell означает
тот способ открытия, который определяет сущность современной техники, но и сам
он не имеет технической природы. Этот каркас, или Gestell, не
является частью техники; он является той установкой, которая лежит в самой
основе современной техники, пребывает внутри технической деятельности. Проще
говоря, этот термин означает техническое отношение к миру.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|