Наступившая
после войны экономическая депрессия, вызвавшая рост безработицы, падение
жизненного уровня рабочего класса, привела к снижению социальных ожиданий
рабочих. Референтной теперь для них стала ситуация не «среднего класса», а тех
групп своего собственного класса, которые чаще других теряли работу и испытали
больше бедствий, порожденных кризисом. В результате чувство социальной
лишенности ослабло. Рансимен объясняет это явление тем, что рабочие
воспринимали ухудшение своего положения как непреодолимое: чем менее
преодолимыми, замечает он, представляются материальные лишения, тем уже рамки
сравнения, тем слабее чувство лишенности. В сущности Рансимен описывает здесь
явление «оценки возможностей» (в данном случае низкой); напомним (см. главу I),
что эта оценка является одним из важнейших психических компонентов восприятия общественной
действительности.
После второй
мировой войны чувство относительной лишенности в рабочей среде продолжало
оставаться слабым, но теперь по другим причинам, чем в предшествующий период. В
результате реформ, проведенных лейбористским правительством, в рабочем классе
возникло убеждение, что произошло перераспределение богатства значительно более
существенное, подчеркивает Рансимен, чем в действительности. Уровень социальных
ожиданий вновь повысился и рабочим теперь представлялось, что они в основном реализуются.
Этому впечатлению содействовало сравнение с обеими референтными групповыми
ситуациями, которые находились в когнитивном горизонте рабочих. С одной
стороны, их положение улучшилось по сравнению с их собственной (нормативной)
группой в предшествующий период. С другой стороны, часть рабочих стала получать
зарплату более высокую, чем многие служащие, представлявшие компаративную
группу. И в то же время эта ситуация усилила чувство лишенности у служащих.
В начале
60-х годов реальный уровень жизни рабочих был ниже, чем у служащих. Тем не
менее, по данным Рансимена, «ощущение относительной лишенности в экономической
области, проявленное опрошенными рабочими физического труда и их женами,
значительно ниже того, которое соответствовало бы действительному
экономическому неравенству». Объясняя этот феномен, Рансимен констатирует
узость, ограниченность компаративных референтных групп. Отвечая на вопрос, кто
живет лучше них, почти все говорили о какой-то близлежащей, хорошо известной
категории; очень немногие рабочие сравнивали себя со средним классом.
Уровень
субъективной относительной лишенности, как это видно из данных исследования,
является одним из важнейших факторов, определяющих политическое поведение
рабочих. Те, у кого он выше, проявляют большую склонность к поддержке
лейбористской партии, выступающей под лозунгами защиты экономических и
социальных интересов рабочего класса, рабочие со слабым чувством лишенности
предпочитают голосовать за консерваторов.
В
исследовании Рансимена в той или иной мере отразились социально-психологические
особенности английского общества, национального характера англичан. Тем не
менее, основные его выводы, несомненно, имеют общесоциологические и
психологическое значение. Они, прежде всего, показывают, что неудовлетворенность
потребностей физического существования лишь в ограниченной мере может
рассматриваться как абсолютная величина, измеряемая реальным уровнем
потребления. Как психологическое состояние, способное порождать групповую
мотивацию, экстраполируемую в социально-политическую психологию, эта
неудовлетворенность относительна: она определяется соотнесением реального
жизненного уровня с эталонным - с тем, который представляется нормальным и
достижимым. Формирование же эталона - частный случай конструирования социальных
представлений и определяется, таким образом, когнитивными факторами. Данные
Рансимена показывают, что среди этих факторов решающая роль принадлежит,
во-первых, когнитивному горизонту социального субъекта, конкретности его
представлений об уровне жизни социально близких ему, «соседних» групп.
Во-вторых, весьма сильным когнитивным фактором является выражаемая в социальных
ожиданиях оценка возможностей достижения более высокого жизненного уровня.
Сочетание
двух названных факторов легко проследить на многочисленных исторических
примерах. Вот один из них: русский крепостной крестьянин превосходно знал, как
живет его помещик, но знание о социальной дистанции, отделявшей его от барина,
исключало восприятие дворянства как «компаративной группы». А на это знание накладывалось
и укрепляло его ощущение невозможности сократить эту дистанцию. Однако - и
здесь мы выходим за пределы схемы относительной лишенности - описанная ситуация
не означала, что у крестьян вообще полностью отсутствовала потребность в иных,
более достойных жизненных условиях и что они совсем не сравнивали свое
положение с барским. Скорее эта потребность подавлялась, существовала в скрытой
форме, и в «обычной» ситуации не оказывала влияния на реальное социальное
поведение. Но она прорывалась в моменты крестьянских бунтов, психологической
основой которых было временное освобождение от «реалистических», «рациональных»
социальных знаний, дававшее простор иррациональным формам социального
поведения.
В результате
освобождения крестьян, последовавшего затем имущественного расслоения в
крестьянской среде, а также под влиянием революционной пропаганды одновременно
сократилась социальная дистанция между сословиями и в крестьянской психологии
повысилась оценка возможностей достичь принципиально иного материального и
социального положения, возросли социальные ожидания. Несомненное влияние на
этот процесс оказало и усложнение социальной структуры российского общества,
изменившее состав и характер референтных компаративных групп, находившихся в
«когнитивном поле» крестьян (например, сельская буржуазия). Все эти факторы
оказали мощное влияние на участие крестьянства в политических событиях 19051917
гг.
Выведенные
преимущественно социологическими методами положения теории относительной
лишенности находят опору и в некоторых общепсихологических концепциях
мотивации. Это относится прежде всего к исследованиям по динамике потребностей,
связанным с именем одного из крупнейших психологов первой половины XX в. Курта
Левина (начинавшего свою деятельность в Германии и продолжившего ее в США).
Левин сформулировал свою теорию задолго до Рансимена, совершенно иным научным
языком и на ином эмпирическом (лабораторно-экспериментальном) материале. Тем
интереснее очевидная близость их выводов.
Значение
работ Левина и его школы для понимания мотивационных процессов состоит, прежде
всего, в том, что в них дается систематизированное и формализованное описание
механизмов воздействия внешних объектов - предметов потребностей - на их
динамику. Его интересовали главным образом факторы, определяющие «силу»,
интенсивность конкретных, предметных потребностей. Одним из центральных в
анализе этих факторов является введенное Левиным понятие «дистанция». Этим
термином характеризуется в сущности когнитивное образование - представление
субъекта о доступности ему предмета потребности. Полная недоступность означает,
что психологическая дистанция до цели непреодолима, в этом случае актуальная
потребность в данном предмете не возникает (или, добавим, подавляется, вытесняя
ее в сферу мечты или в подсознание). Потребности устремляются лишь к объектам,
воспринимаемым субъектом как относительно доступные, отделенные от него
преодолимыми дистанциями. Эта устремленность сохраняется до тех пор, пока
объект не присвоен субъектом; она образует специфическую психическую
напряженность.
В концепции
американского психолога Д. Мак Клелланда некоторые идеи Левина получили
дальнейшее развитие. Обосновывая свою теорию «мотивации достижения», Мак
Клелланд и его сотрудники доказали, что сила мотива максимальна, когда
трудности достижения цели (дистанция, по терминологии Левина) обладают
«средней» величиной. Чем меньше трудность по отношению к некоему среднему
уровню, чем более достижимым представляется объект, тем слабее напряженность и
тем, следовательно, меньше интенсивность потребности. Уровень достижимости
предмета потребности, который Левин измерял «дистанцией», может быть также
выражен понятием «барьер». Низкий барьер означает легкость, высокий -
значительную трудность достижения объекта потребности.
Привлекательность
предмета потребности для ее субъекта Левин назвал термином «валентность». Его
концепция и теория «мотивации достижения» подводят к выводу, что наибольшей
валентностью обладают объекты, отделенные от субъекта барьерами средней
величины; валентность ослабевает как со снижением, так и с повышением
барьера19.
Действие
психологических механизмов, описанных Левиным, нетрудно проследить на материале
динамики массовых потребностей физического существования и их экстраполяции на
уровень социальнополитической психологии. Снижение и рост социальных ожиданий,
о которых говорится в работе Рансимена, - это на социологическом и
социально-психологическом языке - то же, что снижение и повышение барьеров на
языке психологии Левина.
Из новейшей
истории Западной Европы и Северной Америки известно, что кризисные
экономические ситуации (в 20-30-х и 7080-х годах) снижали уровень социальных
требований массовых слоев, побуждали их психологически адаптироваться к
ухудшавшейся ситуации. Эта адаптация - результат повышения барьеров, снижения
оценки возможностей. Напротив, в условиях экономического подъема или
осуществления реформ, направленных на перераспределение в пользу трудящихся
национального дохода, - реального или ожидаемого роста их «доли пирога» -
требования масс, активность в их отстаивании резко возрастали. На рубеже
60-70-х годов западные социологи писали даже о «революции растущих ожиданий».
На высоту
барьеров влияли также механизм выбора групп соотнесения, причем этот выбор
зависел как от уровня социальных ожиданий, так и от динамики групповой
структуры общества: близости уровня и типа потребления различных групп,
интенсивности межгрупповых социальных связей (межгруппового общения,
горизонтальной и вертикальной социальной мобильности и т.п.). Так, в
десятилетия после второй мировой войны формирование в западных обществах
среднего класса - социально-психологической общности, отдельные компоненты
которой различались по уровню дохода, профессиональному и социальному статусу,
но сближались по типу культуры и образа жизни - способствовало выработке
единого общественного стандарта потребительских ожиданий и вожделений.
Потребности в условиях социального
хаоса: российская ситуация конца 80-90-х годов
Рассмотренные
социально-психологические механизмы в своеобразной форме проявлялись и
проявляются в советском и постсоветских обществах. Интересный материал и
анализ, относящийся к динамике потребностей советских людей в годы перестройки,
можно найти, например, в работе B.C. Магуна и А.З. Литвинцевой20. Она основана
на опросах молодежи - школьников старших классов и учащихся ПТУ, в основном
семнадцатилетних юношей и девушек. Исследования проводились в 1985 г. в Киеве
(только среди школьников) и в 1990-1991 гг. в Москве. Конечно, мнения еще не
вступивших в самостоятельную жизнь молодых людей не вполне репрезентативны для
общества в целом, зато они позволяют выявить тенденцию
социально-психологических изменений, происшедших за 5-6 лет перестройки, так
сказать, в «чистом виде», ведь у молодежи, именно в этот период вышедшей из
детства, сила инерции старых представлений проявлялась, несомненно, меньше, чем
у людей среднего и особенно пожилого возраста.
Исследование
показало, что молодые люди, оканчивавшие школу в 1990-1991 гг., обладали
гораздо более высокими материальными притязаниями чем их предшественники
середины 80-х. Это относится как к величине денежного дохода, который они хотят
или рассчитывают получать так и к объему и качеству потребительских благ. Так,
в 1985 г. размер достаточной, с точки зрения опрошенных, заработной платы был
близок к средней реальной зарплате в СССР, в 19901991 гг. превышал ее в среднем
в 10 раз! 4-х комнатная квартира на семью из 4-х человек заменила в планах
молодых людей 3-х комнатную; доля опрошенных, рассчитывающих иметь большую
капитальную дачу возросла с одной трети до трех четвертей; если в 1985 г. пятая
часть не намеревалась приобретать машину, а большинство остальных мечтало о
«Жигулях», то в 1990-1991 гг. автомобиль хотели иметь почти все, причем около
40% - иномарку. Напомним хорошо известный факт: весь этот рост притязаний
произошел в условиях углубляющегося экономического кризиса, при отсутствии
реального роста жизненного уровня.
Рост
запросов, касающихся благосостояния, авторы исследования характеризуют как
«революцию притязаний», совершающуюся... под влиянием радикальных
культурно-идеологических преобразований, снятия информационных барьеров между
нашей страной и развитыми» капиталистическими странами... многих существовавших
прежде «табу». Революционные изменения в сознании людей произошли очень быстро
и поэтому опередили «революцию бытия».
В бывших
советских республиках «революция растущих ожиданий» произошла в отличие от
Запада 60-70-х годов не в результате возросшей доступности более высокого
потребительского стандарта, а под влиянием совершенно иных факторов. Во-первых,
в когнитивном поле массового сознания появились новые компаративные группы
соотнесения, причем такие, в которые значительная часть молодежи рассчитывает в
будущем вступить. Из числа опрошенных в ходе исследования 1990-1991 гг. выпускников
школ 63% предпочли бы работать на совместном предприятии или в инофирме, 8 - в
кооперативе или на частном предприятии и 22% хотели бы завести свое дело. В
80-х, отмечают в этой связи авторы работы, «в стране возникли «островки» новой
экономики, и само по себе «местопребывание» на этих островках (т.е. работа в
негосударственной экономике) может, согласно распространенным представлениям,
повышать благосостояние человека»21.
Во-вторых,
созданная перестройкой атмосфера свободы, распада жестких норм, регулировавших
жизнь тоталитарного общества, привела к глубоким изменениям в индивидуальной
психике, как бы размыла запечатленные в ней «границы возможного», ослабила
укоренившиеся приспособительные тенденции. Этот процесс снижения барьеров
распространялся в обществе неравномерно и шире всего, естественно, охватил
младшее поколение.
В начале
90-х годов молодежь сохраняла более высокий по сравнению с другими возрастными
группами уровень притязаний, не соответствующий ее реальному материальному
положению. Так, по данным за август 1993 г., средний размер дохода,
оцениваемого как необходимый для «нормальной жизни» превышал у опрошенных в
возрасте до 29 лет реальный доход в три, у остальных возрастных групп - в
2,4-2,5 раза. Значительно чаще, чем люди старшего и среднего возрастов, молодые
предпочитали хороший заработок «без особых гарантий на будущее» и положение
предпринимателя, ведущего на свой страх и риск собственное дело, «небольшому,
но твердому заработку и уверенности в завтрашнем дне»22.
Высокий
уровень притязаний в сфере благосостояния, соответствующий возросшей «силе»
потребностей физического существования - это факт не социально-политической, но
индивидуальной психологии. Однако социальные ожидания, связанные с появлением
новой частнопредпринимательской экономики и освобождением от социалистических
«правил игры» - создают предпосылки для ее экстраполяции в
общественно-политическую сферу. Обществу явно или неявно предъявляется
требование создать людям условия для свободного выбора предметов потребления (вместо
«Москвича» и «Жигулей» «Вольво» и «БМВ»!) и способов заработка, снять
ограничения с форм и уровня дохода. Поскольку этому требованию соответствуют
принципы рыночной экономики, они встречают наиболее широкую поддержку в тех
социально-демографических группах - особенно среди молодежи, - которые отличает
наиболее высокий уровень материальных потребностей. Как показывают данные
опросов, именно в позициях по проблеме оптимального типа экономического строя
больше всего проявляется разрыв между поколениями. Так, в 1993 г. за
экономическую систему, основанную преимущественно на рыночных отношениях,
высказался 61% опрошенных в возрасте до 29 лет, 40,5 - в возрасте 30-34 года и
лишь 20% - старше 54 лет.23. В пользу же системы, основанной на государственном
планировании, высказалось лишь около 20% респондентов младшей возрастной
группы, 31,5% - средней и больше половины - старшей. Характерно, что
политические деятели - «рыночники» (Ельцин, Гайдар, Чубайс) пользуются в
младшем поколении наибольшей, а политики, отождествляемые со старой
хозяйственной номенклатурой (Черномырдин), - наименьшей поддержкой24.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12
|