Продолжение
таблицы 3
Келле
|
Константинов
|
Мамардашвили
|
Нейгольдберг
|
Пруденский
|
Румянцев
|
Смирнов
|
Трапезников
|
Федосеев
|
Файнбург
|
Францев
|
Фролов
|
Харчев
|
Шляпентох
|
Щедровицкий
|
38
|
39
|
40
|
41
|
42
|
43
|
44
|
45
|
46
|
47
|
48
|
49
|
50
|
51
|
52
|
1
|
|
2
|
|
|
8
|
|
|
4
|
1
|
9
|
|
1
|
|
|
2
|
|
|
|
|
4
|
|
|
|
|
|
|
1
|
1
|
|
|
|
|
|
11
|
|
|
1
|
|
|
|
|
|
6
|
|
|
|
2
|
|
|
3
|
|
|
1
|
|
|
1
|
|
2
|
4
|
|
2
|
|
|
|
11
|
|
|
12
|
2
|
5
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1
|
1
|
|
|
|
1
|
|
|
|
3
|
|
|
1
|
1
|
|
|
|
|
|
1
|
|
|
|
|
1
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1
|
|
1
|
|
|
|
|
|
26
|
|
|
3
|
|
|
1
|
|
|
|
3
|
1
|
4
|
4
|
|
11
|
2
|
1
|
|
|
5
|
2
|
|
|
3
|
|
|
|
1
|
|
|
3
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1
|
|
1
|
18
|
|
|
|
|
2
|
|
|
2
|
2
|
|
|
7
|
2
|
|
4
|
|
3
|
2
|
|
1
|
|
|
|
|
|
4
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1
|
|
|
|
|
4
|
|
|
|
1
|
7
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
4
|
|
|
|
|
4
|
|
|
|
|
|
1
|
|
|
|
23
|
|
9
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
2
|
|
|
|
1
|
|
|
2
|
1
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1
|
4
|
2
|
|
|
8
|
|
|
|
|
3
|
1
|
1
|
|
|
|
|
|
|
|
1
|
1
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
2
|
|
|
3
|
|
|
|
|
|
|
1
|
|
|
|
|
10
|
|
|
1
|
|
|
|
1
|
1
|
|
|
1
|
1
|
|
|
1
|
|
|
7
|
|
8
|
|
1
|
|
|
8
|
12
|
14
|
5
|
20
|
123
|
8
|
12
|
55
|
12
|
18
|
7
|
8
|
18
|
9
|
Так,
Румянцева упомянули в сумме 123 раза, Федосеева - 55 раз, Иовчука - 47 раз,
Бурлацкого - 43 раза. Частота упоминания остальных акторов - около 20 раз. В
табл. 3 новые акторы перечислены в алфавитном порядке. Например, Аганбегяна
(номер вершины 27) упоминали 4 человека: Шубкин - 4 раза; Осипов - 1 раз,
Заславская - 13 раз; Рывкина - 3 раза. Всего - 21 упоминание. Из новых акторов
Аганбегян находится на 5-м месте по частоте упоминаний (связь "Осипов -
Аганбегян" можно не учитывать ввиду ее малого веса). Дополнив же сеть
самых сильных связей новой вершиной, мы получаем новую клику (подструктуру с
повышенной сетевой плотностью) - ее фрагмент отображен на рис. 8. Условно ее
можно обозначить артефактом "Новосибирская социологическая школа".
Зная социальную историю российской социологии, можно сказать, что этот вывод
тривиальный. В данном случае его можно расценивать как достаточно
правдоподобный. Интересно, однако, установить и "неявные"
группировки.
Заключение
Методика
сетевого анализа основана на аппарате теории графов и может быть использована
для изучения текстовых массивов, элементы которых связаны структурными соотношениями.
Иначе говоря, это должны быть в некотором отношении связные тексты. В качестве
"вершин", в принципе, могут быть определены любые концептуальные
переменные [10]. Графические представления синтаксических и стилистических
связей также можно отнести к сетям [11]. Особым видом ориентированных сетей
являются генеалогические деревья, открывающие новую перспективу для анализа
динамики социальной структуры [12]. Биографический материал особенно удобен для
сетевого анализа тем, что в нем обнаруживаются своего рода сообщества
персоналий, связанных контекстуальными переменными или артефактами.
"Артефакты" - не самый удачный термин для обозначения контекстов, в
которых репрезентируются сетевые связи, однако они порождаются связями и в этом
смысле искусственны. В результате сетевого анализа текста возникает возможность
его прочтения как палимпсеста, в том числе реконструкции "глубинных"
структур, которые закрыты прагматическими и коммуникативными заданиями автора.
Особой проблемой является обеспечение репрезентативности и надежности сетевых
данных. Ошибки кодирования в текстах не являются систематическими и могут быть
минимизированы повторными обращениями к массивам. Границы текста тоже не
обязательно заданы началом и концом рассказа, и файлы могут быть объединены в
одно коллективное повествование. Информанты не являются единицами исследования
и не репрезентируют генсовокупность. Иное дело - соответствие рассказов
реальности. Биографические нарративы принадлежат скорее жанру очерка, чем
протокола. Для изучения коммуникаций в научном сообществе лучше всего
использовать, например, дневники, записи телефонных разговоров, файлы
электронной почты, но эти материалы доступны не всегда и не всем
интересующимся. Приходится пользоваться теми документами, которые есть, и оценивать
их качество на основе известных источниковедческих критериев.
В данной
статье показаны фрагменты сетевого анализа профессионального сообщества
социологов. Дальнейшая работа над методикой связана с расширением репертуара
переменных. Уже сейчас достаточно отчетливо регистрируются "звезды",
имеющие в сети высокий уровень центральности, положительный и отрицательный
полюсы сети; а события, темы, институты, "школы" и другие артефакты
не выходят за пределы историографических обзоров данного периода, хотя их совокупный
объем несравнимо меньше объема обзоров [13]. В то же время в сетях необходимо
формировать новые информативные переменные. В частности, не удалось
зафиксировать "дисциплинарную консистентность" эгоцентрической и
общей сетей. Речь идет об удельном весе несоциологов в профессиональной
социологической "солидарности", то есть о степени дисциплинарной
диффузности сетей. Проблема осложняется тем, что на данном материале невозможно
более или менее уверенно отличить социолога от несоциолога. Социологом считается
тот, кто называет себя социологом. В этом отношении общая сеть
профессионального сообщества может показаться в высшей степени
"чистой", хотя в числе артефактов редко встречаются указания на чисто
научные проблемы, зато речь постоянно идет о проблемах власти, публичной
политики, в том числе совершенствовании человека и общества. Не исключено, что
расширение круга биографических документов и включение в информационный массив,
скажем, менее влиятельных социологов позволит изменить картину распределения
акторов и артефактов. По всей вероятности, историографический миф о российской
социологии второй половины XX века будет соответствовать черно-белому
изображению.
1 Вопрос о
ценностных предпочтениях в сообществе социологов обсуждается в предисловии Г.С.
Батыгина к рассматриваемой коллекции воспоминаний [3].
Список литературы
Knoke D.
Associations and interest groups // Annual Review of Sociology. 1986. Vol. 12.
P. 1-21.
Lin N.
Social networks and status attainment // Annual Review of Sociology. 1999. Vol.
25. P. 467-487.
Российская
социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах / Отв. ред. и автор
предисл. Г.С. Батыгин; Ред.-сост. С.Ф. Ярмолюк. СПб.: Изд-во РХГИ, 1999.
Wasserman
S., Faust K. Social network analysis. Cambridge: Cambridge University Press,
1994.
David M.,
Zeitlin D. What are they doing? Dillemas in analysing bibliographical
searching: cultural and technical network in academic life // Sociological
Research Online. 1998.
No. 1, 4. <htpp://www.scoresomline/1/4/2.html>
Portes A.
Social capital: Its origins and application in modern sociology. Princeton:
Princeton University Press, 1998.
Бородкин
Л.И. Многомерный статистический анализ в исторических исследованиях. М.: Изд-во
Московского университета, 1986.
Голофаст
В.Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995.
N 1
Freeman L.C.
Centrality in social networks: conceptual clarifications // Social Networks. 1979. Vol.
1. P. 215-236.
Баранов А.В.
Введение в прикладную лингвистику: Учебное пособие. М.: Эдиториал УРСС, 2001.
С. 248.
Севбо И.П.
Графическое представление стилистических структур и стилистическая диагностика.
Киев: Наукова думка, 1981.
Божков О.Б.
Родословные (генеалогические) деревья как объект социологического анализа //
Социологический журнал. 1998. N 3/4.
Социология в
России / Под ред. В.А. Ядова. М.: Изд-во Института социологии РАН, 1998.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта <http://www.bibliofond.ru>
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|