Кроме того, в прежнем анализе не был учтен так немаловажный фактор, как продолжающееся сужен рынка: деньги, которые раньше вкладывались в акции 50—100 эмитентов, сегодня вкладываются в акции 8—10 эмитентов, разогревая их цены. Тем не мен многие аналитики полагают, что у рынка (подразумевая под “рынком”” упомянутые 8—10 акций) сегодня есть еще большой потенциал роста и уже к середине года индекс РТС может достичь отметки 300.

Действительно, учитывая нынешнюю узость рынка акций и недостаток ликвидных инструментов в друг секторах фондового рынка, это вполне может произойти, однако хотелось бы, чтобы рынок наконец-то начали бы расти не ввысь, а вширь. Конечно, какое-то время может существовать положение, когда посреди сотен тысяч совершенно неликвидных акций возвышает хрустальная башня из РАО "БЭС России". ЛУКОЙЛа, Ростелекома, Мосэнерго, Сургутнефтегаза еще 2—3 эмитентов, акции которых имеют вполне достойную цену, однако вряд ли такая конструкция является устойчивой.

Хотя число торгуемых эмитентов в 1999 г. оставалось очень низким, безусловно, положительной тенденцией стало заметное увеличение доли российских участниц в общем объеме сделок. В целом в 1999 г. средний ежедневный объем сделок в РТС составил 9.5 млн. долл. то время как на ММВБ он достиг 10 млн. долл. Для сравнения: в 1997 г. средний ежедневный объем сделок РТС составил 56 млн. долл., в то время как ММВБ в ту пору играла незначительную роль.

Таким образом, за два года Фондовая секция ММВБ как торговая площадка практически сравнялась с РТС, и ее рост свидетельствует о приходе на рынок множества новых и на этот раз российских клиентов. В самом деле, если учесть, что российские участники торгуют и в РТС, в то время как нерезидентов на ММВБ практически нет, можно заключить, что в 1999 г. российские компании играли уже преобладающую роль на рынке акций.

Стали заметными частные инвесторы, для них в течение года было открыто несколько фондовых центров для населения, которые смогли привлечь сотни миллионов рублей. Усиление отечественных компаний, несомненно, укрепит российский рынок акций, сделав его менее уязвимым от притоков и оттоков спекулятивного капитала.

Но пока, несмотря на преобладание российских участников, рынок по-прежнему ориентируется на мнение иностранцев. Так, несоразмерный рост рынка в марте—июле 1999 г. был связан с надеждами (несбывшимися) на большие деньги нерезидентов, а несоразмерное падение в июле—октябре — опять-таки с чрезмерной зависимостью от чужих мнений. Отток нерезидентов во время истории с Bank of New York показал, что наш рынок рассматривается (во многом справедливо, конечно) как крайне ненадежное место, где порядочному инвестору делать нечего.

Несмотря на то что сама история с BNY обернулась пшиком и сегодня практически забыта, она нанесла большой ущерб как репутации России, так и рынку акций. Очевидно, что если бы рынок в меньшей степени зависел от нерезидентов, влияние этой истории было бы минимальным, ведь российские участники рынка с самого начала прекрасно понимали суть проблемы.

В то же время преобладание российских участников на рынке акций в 1999 г. имело и весьма отрицательные стороны, поскольку россияне принесли с собор собственные понятия о корпоративных отношениях которые пока далеки от цивилизованных.

В условиях затишья на фондовом рынке, когда внимание активных участников рынка было привлечено к немногочисленным ликвидным акциям, во многих акционерных обществах продолжал нарастать конфликт между “собственниками” (т.е. владельцами контрольных пакетов) и мелкими акционерами. Суть конфликта проста: владельцы контрольного (или просто достаточно крупного) пакета акций решили стать полными владельцами при живых сторонних акционера, которые от своих акций отказываться не собирались.

Эти процессы также сыграли немаловажную роль стагнации рынка и сужении числа ликвидных акций. Во весь рост встал простой вопрос: “Что получает инвестор, приобретая акции российского эмитента?”. Ответ, который можно найти в любом учебнике, не относится к делу, поскольку российский акционер, как выяснилось, не получает ни право на распределение прибыли, ни право на участие в управлении, ни (косвенное) право собственности, т.е. не получает ничего, кроме возможности (в случаи удачи) продать свое приобретение следующему рискованному “акционеру”.

Пока инвесторы пытались осмыслить внезапно открывшиеся перед ними реалии, “собственники” не дремали и процесс выдавливания мелких акционеров сопровождался появлением многочисленных статей, в которых популярно разъяснялось, что происходящее никоим образом не является воровством или нарушением прав акционеров, а всего лишь исключительно благотворным в нынешних условиях переходом от “англосаксонской” модели рынка к “германской”.

В рамках данной статьи мы лишены возможности подробно объяснить разницу между моделями, да это и не нужно. Напомним только, что историю становления российского рынка акций принято изображать как поле битвы между бывшим главой ФКЦБ Д.Васильевым (поборником “американской” модели) и его оппонентом А. Козловым из Центробанка (защитником “немецкой” модели). Поскольку, дескать, Д. Васильев занимал пост, позволявший ему осуществлять единоличный контроль над рынком, в России привилась “американская” модель, в которой торговля акциями монополизирована инвестиционными компаниями, а сами акции распылены среди миллионов мелких акционеров, которые только и мечтают о том, чтобы пустить всю прибыль предприятий на дивиденды.

В августе 1998 г. эта искусственно навязанная России модель рухнула и настало время воспринять более близкую нам “немецкую” модель, в которой крупными пакетами акций владеют банки, они же одновременно являются крупнейшими операторами на рынке акций. Владельцы контрольных пакетов отныне будут самолично вести предприятия к их процветанию, мелким акционерам надлежит сидеть тихо и не путаться под ногами у менеджеров, а инвестиционные компании могут ехать в свою Америку.

Разумеется, ни один человек, профессионально занимающийся фондовым рынком, не сочтет это изложение истории российского рынка акций сколько-нибудь верным. Хорошо известно, что во время председательства Д. Васильева ЦБР владел генеральной лицензией, позволявшей ему самостоятельно контролировать работу банков на фондовом рынке. В результате этого “контроля” крупнейшие российские банки на деньги своих вкладчиков скупили пакеты акций сотен предприятий — от горно-обогатительных комбинатов до кондитерских фабрик, от нефтеперерабатывающих за­водов до мясокомбинатов.

Именно бесконтрольность банков и их неразборчивость в средствах послужили одной из главнейших при чин кризиса. Когда в августе 1998 г. эти акции потеряли ликвидность и банки оказались один на один с разъяренными вкладчиками, на какое-то время толки о благодетельности “немецкой” модели затихли, но в 1999 г. вспыхнули с новой силой.

Кроме того, заметим, "немецкая” модель, к которой нам якобы надлежит стремиться, не имеет ничего общего с реальными отношениями между крупными и мелкими акционерами в Германии.

Известно, что в деле защиты мелких акционеров Германия исторически занимает ведущее положение и права мелких акционеров здесь оговорены тщательнее, чем где бы то ни было. Например, закон об акционерных обществах, помимо известных нам гарантий владельцам 25 % акций, дает право владельцам 10 %-го пакета потребовать отчета основателей общества, совета директоров или правления (п. 147); владельцам 10 %-го или пакета акций номинальной стоимостью свыше 2 млн. нем. марок потребовать отзыва аудитора (п. 318); созыв общего собрания производится по требованию 5 % акционеров (п. 122); оговорено право выражения особого мнения по требованию 5 % акционеров или владеющих акциями на сумму 1 млн. нем. марок и т.д. Важнейшим правом акционеров является преимущественное право выкупа акций новой эмиссии с сохранением доли в уставном капитале (п. 186) и возможности получения премии в случае отказа от выкупа.

Не платить дивиденды, имея прибыль, считается чем-то неслыханным. В своем поощрении мелких акционеров немецкое законодательство доходит до того, что позволяет частным лицам списывать с налогооблагаемых сумм деньги, затраченные на поездку на годовое собрание акционеров.

Таким образом, нам надлежит перейти от “американской” модели (которую мы никогда не имели) к “немецкой”, которая с настоящей немецкой также не имеет ничего общего.

Какую же модель нам навязывают “владельцы”? Суть ее весьма идиллически описана следующим образом: “Стратегию развития бизнеса должны определять собственники, владеющие контрольным пакетом, они же обязаны отвечать за результаты” — вот эта модель нам хорошо знакома! Мы все 70 лет прожили в акционерном обществе “СССР”, владелец контрольного пакета — ЗАО “ЦК КПСС” единолично распоряжалось судьбой общества, время от времени давая нам отчет о результатах деятельности в “ярких речах”, и эти результаты неизменно были “превосходными” (особенно для владельца).

Авторы панегириков “немецкой” модели очевидно плохо знакомы не только с немецким фондовым рынком, но и с самими немецкими акционерами, которые твердо знают, что акции являются их собственностью, и сумеют в любом случае эту собственность отстоять. Несомненно, если бы какой-нибудь немецкий банк, владевший, например, контрольным пакетом акций автомобильного завода, заставил этот завод продавать себе автомобили за полцены, потихоньку выводя при этом активы завода в какие-нибудь GmbH (ЗАО), как это делал у нас ЮКОС с Юганскнефтегазом. то другие акционеры этого завода согласно бессмертной фразе депутата Шандыбина “вышли бы все с молотками и не оставили бы никому даже гвоздика”.

Кроме того, приверженцам “немецкой”” модели следовало бы поставить себе следующий важный вопрос (и ответить на него): “Каким образом новоявленные “собственники” будут привлекать инвестиции?”.

Фондовый рынок для них отныне закрыт, поскольку своих акционеров они ограбили, а новых простаков будет найти трудновато. Взять деньги в банке? Но для нор­мального функционирования “немецкой” модели не худо было бы сначала создать немецкие банки, потому что если в Германии эмитент имеет возможность привлечь деньги под 6—7 % годовых (средняя цена заимствова­ния на немецком финансовом рынке в 1998 г.) то российскому придется выкладывать 50 %.

Говоря о благотворности перехода к “немецкой модели. часто указывают на рост прямых инвестиций в 1999 г. (аргументация такова: как только крупные инвесторы перестали пугаться вредоносных мелких акционеров. они сразу же стали вкладывать деньги в российские предприятия). Однако эта аргументация совершенно ложная.

Прямые инвестиции в 1999 г. действительно несколько выросли, однако это ни о чем не говорит, просто многие крупные иностранные компании, воспользовавшись девальвацией, стали развертывать производство в России.

Однако если Danone, Cadbury и др. построили в России новые заводы, то они инвестировали в Рос­сию, но не в российские предприятия — (построенные заводы принадлежат им на 100 % и чаще всего даже не являются открытыми акционерными обществами). Российские акционерные общества, производящие аналогичную продукцию, от этой “прямой инвестиции” не получили ни копейки, кроме того, у них под боком появился могучий конкурент. В 1999 г. они занимались более важным делом — распугивали мелких акционеров и вымаливали в банках кредиты под 55 % годовых.

Особенно печально, что невежественные рассуждения о моделях, прикрывающие воровство и захват, расцвели именно в год, когда на мировых фондовых рынках происходили поистине революционные преобразования (которые, не в последнюю очередь, и привели к ошеломляющему росту рынка). Эти процессы вполне можно назвать конвергенцией “американской” и “немецкой” моделей, в результате которой в обозримом будущем все различия между ними (формальные) будут стерты.

Напомним, что в сентябре 1999 г. в США была отменена поправка 1933 г. к закону об акционерных обще­ствах (известная как “поправка Гласса — Стигала””), запрещавшая кредитным банкам прямые операции на фондовом рынке. Хотя, конечно, ведущую роль на фондовом рынке будут продолжать играть инвестиционные банки (созданные некогда для этой цели кредитными), однако и их “родители” отныне будут приравнены к своим немецким коллегам.

В свою очередь немецкий рынок акций продолжал дрейфовать в сторону американского как с точки зрения инфраструктуры, так и изменения состава акционеров. В последнее время число мелких акционеров в Германии заметно выросло (с 7 до 8 % общей численности населения), и, хотя этот процент значительно меньше, чем в США, немецкие средства массовой информа­ции сообщили об этом с восторгом.

Все понимают, что денежные сбережения населения представляют собой огромный источник инвестиций и значительно дешевле привлечь их, чем заимствовать деньги в банке. Кроме того, поскольку ввиду особенностей “немецкой”” модели фондового рынка (преобладание предъявительских акций) издержки обращения довольно высоки, что сдерживает приток частных инвестиций, в Германии широко обсуждается переход на именные акции (как в США и России), которые хранятся в электронном виде и не требуют дорогостоящих банковских депозитариев.

Таким образом, обе модели активно сближаются, перенимая друг у друга сильные стороны. Развитие Интернет-торговли и общая глобализация фондовых рынков, несомненно, приведут к скорому стиранию последних отличий между моделями, однако можно быть уверенным при этом, что права акционеров будут неукоснительно соблюдаться по обе стороны океана.

Конечно, пока немецкий фондовый рынок значительно меньше по объему и гораздо беднее по количеству инструментов, чем американский, который в Германии служит недосягаемым образцом для подражания. И как были бы удивлены немецкий банкир, брокер или промышленник, узнав, что кто-то в России счел немецкий рынок более передовым на том основании, что он якобы позволяет вернее и проще “облапошить” мелких акционеров.

Наконец, те российские эмитенты, благодаря которым рынок акций в 1999 г. влачил хоть какое-то существование, дали недвусмысленный ответ на вопрос, что они думают о “немецкой”” модели. Напомним, что в течение года Газпром. НК “ЛУКОЙЛ”. РАО “ЕЭС России””, ТНК и ряд других обществ выпустили корпоративные облигации, т.е. инструмент, совершенно не свойственный немецкому фондовому рынку, на котором корпоративные облигации занимают ничтожный процент общего объема ценных бумаг с фиксированной доходностью (пока что немецкие корпорации финансируются в основном благодаря банковским кредитам, хотя это положение со временем может измениться). Понимая, что сегодня трудно привлечь деньги эмиссией акций (к тому же она недоступна для таких компаний, как Газпром. РАО “БЭС России”), эти эмитенты, тем не менее, не забыли о фондовом рынке.

Конечно, было бы наивно надеяться, что этот пример, пусть даже лидеров фондового рынка, убедит тех, кто сознательно разрушает инвестиционный климат в России, — они решают разные задачи: одни думают о завтрашнем дне и о России, другие — исключительно о  сегодняшнем и о своих оффшорах. Поэтому совершенствование законодательства является первоочередной задачей. Не секрет, что российские акционеры пассивны в отстаивании своих прав, просто потому что ' сознают полную безнадежность усилий в рамках существующего законодательства.

Нам остается лишь надеяться, что новая Дума окажется более решительной в этом направлении.

3.3 Современное состояние фондового рынка

Начало 2001г. на российском рынке акций ознаменовалось значительным ростом цен. Однако новые экономические потрясения в Турции и сохраняющееся ухудшение конъюнктуры фондового рынка США (несмотря на снижение ФРС банковской учетной ставки на 1 процентный пункт, до 5,5 % годовых, в январе 2001 г) склоняют мнение экспертов к тому, что говорить о возобновлении роста цен российских акций пока рано.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16