Таким образом, борьба за народный язык была основана на демократизации культуры.

Итальянский литературный язык сложился на почве тоскан­ских говоров в связи с преобладающими значениями тосканских городов и Флоренции на пути капиталистического развития.

Пути складывания национальных литературных языков мог­ли быть различными. Об этом писали Маркс и Энгельс в «Не­мецкой идеологии»: «В любом современном развитом языке ес­тественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благо­даря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый националь­ный язык, обусловленной экономической и политической кон­центрацией».

Французский литературный язык может служить примером первого пути («из готового материала»). Скрещивание народной («вульгарной») латыни с разными кельтскими диалектами на тер­ритории Галлии происходило еще в донациональную эпоху, и эпоха Возрождения застает уже сложившиеся французские диа­лекты, «патуа», среди которых первенствующее значение благо­даря историческому развитию Франции получает диалект Иль-де-Франса с центром в Париже.

В 1539 г. ордонансом (приказом) Франциска I этот француз­ский национальный язык вводится как единственный государст­венный язык, что было направлено, с одной стороны, против средневековой латыни, а с другой – против местных диалектов. Группа французских писателей, объединенная в «Плеяду», горя­чо пропагандирует новый литературный язык и намечает пути его обогащения и развития. Поэт Ронсар видел свою задачу в том, что он «создавал новые слова, возрождал старые»; он гово­рит: «Чем больше будет слов в нашем языке, тем он будет луч­ше»; обогащать язык можно и за счет заимствований из мертвых литературных языков и живых диалектов, воскрешать архаизмы, изобретать неологизмы. Практически все это показал Рабле в своем знаменитом произведении «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Главным теоретиком этого движения был Жоаким (Иоахим) Дю Белле (Joachim Du Bеllay) (1524–1560), который в своем трак­тате «Защита и прославление французского языка» обобщил принципы языковой политики «Плеяды», а также по-новому оценил идущее от Данте разделение языков на «природные» и «искусст­венные». Для Дю Белле это не два исконных типа языков, а два этапа развития языков; при нормализации новых национальных языков следует предпочитать доводы, идущие от разума, а не от обычая, так как в языке важнее искусство, чем обычай.

В следующую эпоху развития французского литературного языка в связи с усилением абсолютизма при Людовике XIV гос­подствуют уже другие тенденции.

Вожла (Vaugelas, 1585–1650), главный теоретик эпохи, ставит на первый план «добрый обычай» двора и высшего круга дворян­ства. Основной принцип языковой политики сводится к очище­нию и нормализации языка, к языковому пуризму, оберега­емому созданной в 1626 г. Французской академией, которая с 1694 г. периодически издавала нормативный «Словарь француз­ского языка», отражавший господствующие вкусы эпохи.

Новый этап демократизации литературного французского язы­ка связан уже с французской буржуазной революцией 1789 г.

Примером второго пути развития литературных языков («из скрещивания и смешения наций») может служить английский язык.

В истории английского языка различаются три периода: пер­вый – от древнейших времен до XI в. – это период англосак­сонских диалектов, когда англы, саксы и юты завоевали Брита­нию, оттеснив туземное кельтское население (предков нынеш­них шотландцев, ирландцев и уэйлзцев) в горы и к морю и брит­тов через море на полуостров Бретань. «Готический» период анг­лийской истории связан с англосаксонско-кельтскими войнами и борьбой с датчанами, которые покоряли англосаксов в IX– Х вв. и частично слились с ними.

Поворотным пунктом было нашествие норманнов (офранцу­зившихся скандинавских викингов), которые разбили войска англосаксонского короля Гарольда в битве при Гастингсе (1066) и, покорив Англию, образовали феодальную верхушку, королев­ский двор и высшее духовенство. Победители говорили по-фран­цузски, а побежденные англосаксы (средние и мелкие феодалы и крестьянство) имели язык германской группы. Борьба этих двух языков завершилась победой исконного и общенародного анг­лосаксонского языка, хотя словарный состав его сильно попол­нился за счет французского языка, и французский язык как су­перстрат довершил те процессы, которые намечались уже в эпо­ху воздействия датского суперстрата. Эта эпоха называется сред­неанглийским периодом (XI–XV вв.).

Новоанглийский период начинается с конца XVI в. и связан с деятельностью Шекспира и писателей-«елизаветинцев». Этот период относится к развитию национального английского язы­ка, так как средневековые процессы скрещивания уже заверши­лись и национальный язык сложился (на базе лондонского диа­лекта).

Лексика английского национального литературного языка прозрачно отражает «двуединую» природу словарного состава этого языка: слова, обозначающие явления бытовые, земледель­ческие термины, сырье, – германского происхождения; слова же. обозначающие «надстроечные» явления – государственное правление, право, военное дело, искусство, – французского про­исхождения. Особенно ярко это проявляется в названии живот­ных и кушаний из них.

В грамматике основа в английском языке также германская (сильные и слабые глаголы, именные слова, местоимения), но в среднеанглийском периоде спряжение сократилось, а склонение утратилось, и синтетический строй уступил аналитическому, как во французском языке.

В фонетике германская симметричная система гласных под­верглась «большому передвижению» (great vowel shift) и стала асимметричной.

Примером третьего пути образования национального языка («благодаря концентрации диалектов») служит русский литера­турный язык, сложившийся в XVI–XVII вв. в связи с образова­нием Московского государства и получивший нормализацию в XVIII в. В основе его лежит московский говор, представляющий пример переходного говора, где на северную основу наложены черты южных говоров.

Так, лексика в русском литературном языке доказывает боль­ше совпадений с северными диалектами, чем южными.

В грамматике, наоборот, в северных диалектах больше арха­измов (особые безличные обороты: Гостей было уйдено; имени­тельный при инфинитиве переходного глагола: Вода пить), а также больше глагольных времен в связи с предикативным употребле­нием деепричастий: Она ушодши. Она была ушодчи; обычно со­впадение творительного падежа множественного числа с датель­ным: за грибам, с малым детям, чего нет ни в южных говорах, ни в литературном языке. Но и с южными говорами у литературно­го русского языка есть много расхождений: во многих южнове­ликорусских говорах утрачен средний род (масло мой, новая кино), формы родительного и дательного падежей слов женского рода совпали в дательном (к куме и у куме) и др., чего нет в литератур­ном языке. В спряжении глаголов флексии 3-го лица в литера­турном языке совпадают с северными говорами (т твердое: пьёт, пьют, а не пъёть, пыоть).

В фонетике согласные литературного языка соответствуют северным говорам (в том числе и г взрывное), гласные же в свя­зи с «аканьем» ближе к вокализму южных говоров (в северных говорах «оканье»), однако «аканье» а литературном языке иное, чем в южных говорах, – умеренное (слово город в северных го­ворах звучит [горот], в южных [gорат], а в литературном [гор'т]); кроме того, для южных говоров типично «яканье», чего нет в рус­ском литературном языке; например, слово весна произносится в южных говорах либо [в'асна], либо [в'исна], в северных – либо [в'осна], либо [в'эсна], а в литературном – [в'иэсна]; по судьбе бывшей в древнерусском языке особой гласной фонемы [Ъ] ли­тературный язык совпадает с южными говорами.

Однако в составе русского литературного языка, кроме мос­ковского говора, имеются и иные очень важные элементы. Это прежде всего старославянский язык, который был впитан и ус­воен русским литературным языком, благодаря чему получилось очень много слов-дублетов: свое и старославянское; эти пары могут различаться по вещественному значению или же представ­лять только стилистические различия, например:

Старославянские причастия на -щий (горящий) вытеснили рус­ские причастия на -чий (горячий), причем эти последние пере­шли в прилагательные.

Третьим элементом русского литературного языка являются иноязычные слова, обороты и морфемы. Благодаря своему гео­графическому положению и исторической судьбе русские могли использовать как языки Запада, так и Востока.

Совершенно ясно, что состав любого литературного языка сложнее и многообразнее, чем состав диалектов.

Специфическую сложность вносит в его состав использова­ние элементов средневекового литературного языка; это не от­разилось в западнославянских языках, где литературный старо­славянский язык был вытеснен в средние века латынью; это так­же мало отразилось, например, на языках болгарском и серб­ском благодаря исконной близости южнославянских и старосла­вянского (по происхождению южнославянского) языка, но сыг­рало решающую роль в отношении стилистического богатства русского языка, где старославянское – такое похожее, но иное – хорошо ассимилировалось народной основой русского языка; иное дело судьба латыни в западноевропейских языках; элементов ее много в немецком, но они не ассимилированы, а выглядят вар­варизмами, так как латинский язык очень далек от немецкого; более ассимилирована латынь в английском благодаря француз­скому посредничеству; французский литературный язык мог ус­ваивать латынь дважды: путем естественного перерождения на-роднолатинских слов во французском и путем позднейшего ли­тературного заимствования из классической латыни, поэтому получались часто дублеты типа: avoue – «преданный» и avocat – «адвокат» (из того же латинского первоисточника advocatus – «юрист» от глагола advoco – «приглашаю»).

Так по-своему каждый литературный язык решал судьбу анти­чного и средневекового наследства.

2.2. Языковые отношения при капитализме

Развитие капиталистических отношений, усиление роли го­родов и других культурных центров и вовлечение в общегосудар­ственную жизнь окраин содействуют распространению литера­турного языка и оттеснению диалектов; литературный язык рас­пространяется по трактам и водным путям сообщения через чи­новников, через школы, больницу, театр, газеты и книги и, на­конец, через радио.

При капитализме различие между литературным языком и диалектами делается все более и более значительным. У город­ских низов и разных деклассированных групп населения созда­ются особые групповые «социальные диалекты», не связанные с какой-нибудь географической территорией, но связанные с раз­личными профессиями и бытом социальных прослоек, – это «арго» или «жаргоны» (арго бродячих торговцев, странствующих актеров, нищих, воровской жаргон и т. п.).

Элементы арго легко воспринимаются литературным языком, усваиваясь в виде особой идиоматики.

Внутригосударственные вопросы языка осложняются еще более в тех странах, где имеются национальные меньшинства, и в тех многонациональных государствах, где объединяется целый ряд наций.

В многонациональных государствах господствующая нация навязывает язык национальным меньшинствам через печать, школу и административные мероприятия, ограничивая сферу употребления других национальных языков лишь бытовым об­щением. Это явление называется великодержавным шовиниз­мом (например, господство немецкого языка, бывшее в «лоскутной» по национальному составу Австро-Венгрии; туркизация балканских народов; принудительная русификация малых народ­ностей в царской России и т. п.). Национально-освободитель­ные движения в эпоху капитализма всегда связаны с восстанов­лением прав и полномочий национальных языков восставших народностей (борьба за национальные языки против гегемонии немецкого языка в Италии, Чехии, Словении в XIX в.).

Страницы: 1, 2, 3, 4