p> Наряду с музыкальными исследованиями, Ницше усиленно изучал историю
литературы и эстетику, библейские тексты и античные трагедии.
Разбросанность интересов начала тревожить и его самого, пока он не решил
обратиться к изучению филологии. Здесь он надеялся найти именно то, что
гармонично сочетало бы холодную логику, научный рационализм и
художественную сторону. В сентябре 1864 г. Ницше закончил обучение в Пфорте и после успешной
сдачи экзаменов возвратился в Наумбург. А затем, через месяц, после
небольшой поездки по Рейну и Пфальцу Ницше отправляется в Боннский
университет изучать теологию и филологию. Там он вступает в студенческую
корпорацию "Франкония". Однако Ницше был слишком поэтом и слишком
аристократом для того, чтобы интересоваться политикой масс, поэтому, летом
следующего года, он покидает корпорацию и, отказавшись от теологической
карьеры, уезжает в Лейпциг. Осенью 1965 г. записывается на четыре филологических семинара
профессора Ричля в университете Лейпцига, а чуть позже, по инициативе
профессора, участвует в организации филологического кружка. Занятия
филологией вернули ему чувство самоутверждения, в значительной мере
потерянное за год обучения в Бонне, где он постоянно разрывался между
теологией, музыкой и филологией, не решаясь остановиться на чем-нибудь
одном. Именно здесь Ницше впервые читает Шопенгауэра, который безраздельно
покорил Ницше своим превосходством, тонким вкусом и широким размахом: «Чего
мы ищем? Покоя, счастья? Нет, только одну истину, как бы ужасна и
отвратительна она не была». И отдав себя мудрости Шопенгауэра, он, таким
образом, видит свое самое глубокое желание - осуществившемся: у него есть
учитель! Шопенгауэр был не столько прочитан, сколько вчитан в жизнь и
судьбу, вплоть до катастрофических изменений в ее темпе и ритме: «Я понял
его, как если бы он писал для меня». Философское мышление еще не завладело
разумом Ницше, но именно годы учебы в Лейпциге дали решающие духовные
импульсы для его последующей жизни и творчества. В 1866 г. Ницше пишет доклад для филологического кружка, который был
доработан в не большую книгу, по настоянию профессора Ричля: «...никогда
еще мне не приходилось видеть у студента третьего семестра ничего подобного
по строгости метода и надежности комбинации». Ницше любил успех и переживал
его с чувством самого простого тщеславия, в котором сознавался сам. Именно
этот случай спровоцировал решение продолжить университетскую карьеру,
несмотря на уже начавшуюся внутреннюю "иммиграцию", вызванную отношением
Шопенгауэра к профессорам и кафедрам. В 1867 г. Ницше начинают печатать в "Рейнском научном журнале". В
противоположность другим ученым, он - пишет, в самом глубоком, классическом
значении этого слова, и поэтому вскоре получает премию за конкурсную
работу о Диогене Лаэртском. И после этого - призывается, прусской армией, в
конное подразделение артиллерийского полка, квартировавший в Наумбурге, где
прослужив не более года получит сильнейшую травму и будет демобилизован. Вернувшись в Лейпциг он вскоре открывает себе нового гения - Рихарда
Вагнера. Эта встреча в ноябре 1968 г. оказалась решающей. Вагнер был
персонифицированной философией Шопенгауэра по духу, и, что важнее всего,
владел музыкой - единственным по силе адекватности синонимом "мировой воли"
(по Шопенгауэру). Ницше был очарован дружелюбием и живостью Вагнера, первой
поистине гениальной творческой личностью, встреченной им на жизненном пути.
Его ослепил не ореол славы Вагнера, а действительно независимое мышление
известного музыканта. Потрясение, несмотря на разницу в возрасте, было
обоюдным и их частые встречи перерастают в дружбу.
После знакомства Ницше погрузился в чтение эстетических произведений
Вагнера "Искусство и революция" и "Опера и драма". И вновь едва преодолимая
тяга к философии и естествознанию выливалась в сомнения о правильности
того, что он избрал своей профессией филологию, но именно в это время
произошли события, задержавшие на 10 лет Ницше в оковах филологической
науки. Профессор Ричль, тогда первый филолог в Германии, наблюдая за Ницше,
был не мало удивлен и удивлен на столько, что рекомендовал этого студента -
Базельскому университету на должность профессора. В своем письме
университетской комиссии он опишет Ницше как феномен, ставший в Лейпциге
идолом филологического мира, и который однажды займет ведущее место в
немецкой филологии. Бедный Ричль, знал бы он тогда в какую чудовищную
алхимию обернутся так ценимые им таланты: работа над источниками и
эрудиция. В 1869 г. решением базельской университетской комиссии на основании
рекомендации Ричля 24-летний Ницше, не имевший в то время научной степени и
собравшийся было стать химиком, утверждается в должности профессора
классической филологии Базельского университета на кафедру греческого языка
и литературы. Вслед за этим Лейпцигский университет присуждает профессору
Ницше докторскую степень, при чем весьма почетным образом: без какой-либо
защиты и даже диссертации, а лишь на основании статей. Приняв предложение
о преподавательской деятельности Ницше переезжает в Швейцарию, где
освободившись от Прусского подданства: отныне и впредь лишен всякого
гражданства! Преподавание в университете довольно скоро начали тяготить Ницше. Его
все чаще охватывали периоды меланхолической депрессии, спасение от которой
он находил в дружбе с Вагнером. Погружение в возвышенный мир искусства
разительно контрастировали с размеренным и скучным существованием Ницше в
Базеле. Это вызывало у Ницше сомнение в филологии и науке вообще. В
набросках того периода эти сомнения выражены достаточно определенно: «Цель
науки - уничтожение мира... Доказано, что этот процесс происходил уже в
Греции: хотя сама греческая наука значит весьма мало. Задача искусства -
уничтожить государство. И это также случилось в Греции. После этого наука
разложила искусство». В 1870 г. начинается франко–прусская война. Ницше подает заявление с
просьбой об отпуске и предоставлении ему возможности отправится на фронт.
Он пишет: «…я знаю толк в двух видах оружия: сабле и пушках…». Но
нейтральная Швейцария разрешает ему поехать только в качестве санитара.
Одной недели оказалось достаточно, чтобы усеянные трупами поля сражений и
опустошенная войной местность произвели на чувствительную эстетическую
натуру Ницше неизгладимое впечатление. Он увидел не героический пафос и
сияние побед, а кровь, грязь, хрупкость человеческого существа, ставшего
легкой добычей бога войны. Вопрос о смысле человеческого бытия встал перед
Ницше уже не в фантастических образах искусства, а в жестокой реальности.
Пережив тяжелейшие потрясения на фронте, и заразившись дизентерией с
дифтеритом, Ницше едва не расстается с жизнью (безнадежность ситуации
такова, что вызывают священника). Несмотря ни на что, война преобразила его, и он восхваляет ее. По его
словам - она будит человеческую энергию, тревожит уснувшие умы, она
заставляет искать цели слишком жестокой жизни в идеальном строе, в царстве
красоты и чувства долга. «Война создала рабство; в страдании и трагедии
люди создали красоту; надо глубже погрузить в страдание и трагедию
человека, чтобы удержать в нем чувство красоты». 2 января 1872 г. выходит в свет "Рождение трагедии из духа музыки".
Именно тогда, миру явился новый Ницше – чей гений и талант, был позже
признан всеми, но до конца понять его мысли и музыку слов не смог никто. РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ Наука, искусство и философия столь тесно переплелись во мне, что в любом случае мне придется однажды родить кентавра. Ф. Ницше Кентавром этим стала книга "Рождение трагедии из духа музыки",
прощальная песнь филологии, и как ни странно, встреченная коллегами весьма
прохладно. Книга задумывалась еще до франко-германской войны, и схематически
очерчена в докладе "Греческая музыкальная драма", прочитанном в
университете в январе 1870 г. Посвященная Вагнеру, она определяла те
основы, на которых покоится рождение трагедии как произведения искусства.
Античная и современная линии тесно переплетаются друг с другом; в
постоянном сопоставлении Диониса, Аполлона и Сократа с Вагнером и
Шопенгауэром - Ницше так сформулировал античные символы: «До сего времени
мы рассматривали аполлоновское начало и его противоположность -
дионисическое, как художественные силы: с одной стороны, как художественный
мир мечты, завершенность которого не стоит в какой-либо связи с
интеллектуальным уровнем или художественным образованием отдельной
личности, а с другой - как опьяняющую действительность, которая также не
принимает во внимание отдельную личность, а наоборот, стремится даже
уничтожить индивида и заменить его мистической бесчувственностью целого». Освобождающим из этих символов предстает у Ницше как дионисическое
начало, как бы помогающее "снять" страдания кошмарного бытия. Оно
становится отныне его постоянным спутником. «Танцуя и напевая, являет себя
человек как сочлен высшего сообщества: он разучился говорить и ходить, а в
танце взлетает в небеса... в нем звучит нечто сверхъестественное: он
чувствует себя Богом, сам он шествует теперь так возвышенно и восторженно,
как и боги в его снах». Исходя из "метафизики ужаса" Шопенгауэра, Ницше стремился отыскать
аппозицию христианству и находил ее в символе или мифе разорванного на
куски Диониса, в раздроблении первоначала на множество отдельных судеб, на
мир явлений, называемых им "аполлоновской частью". То что первоначало,
Шопенгауэр назвал волей, есть основа бытия, оно переживается
непосредственно, и прежде всего через музыку. От прочих видов искусства
музыка, по мнению Ницше, отличается тем, что она выступает непосредственным
отражением воли и по отношению ко всем феноменам реального мира является
"вещью в себе". Поэтому мир можно назвать воплощенной музыкой так же, как и
воплощенной волей. Вечное существование по милости Бога в потустороннем мире и то, что
смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и Евы, казалось
Ницше абсурдом. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль о том,
что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. Как можно жить, не
думая о смерти, не боясь ее, зная при этом о ее неизбежности и
неумолимости? Древние греки, чтобы выдержать такую реальность, создали свою
трагедию, в которой происходило как бы полное погружение человека в смерть.
Причину заката древнегреческой трагедии Ницше усматривал в том, что уже в
пьесах Еврипида появилась идея диалектического развития, как следствие
сократовского рационализма и веры в мощь науки. Сократ стал для Ницше
символом реальной потенции духа с магическим воздействием. Вместе с тем
Ницше твердо верил в то, что и наука имеет свои пределы. В исследовании
отдельных явлений она, по его мнению, в конце концов непременно натыкается
на то первоначало, которое уже невозможно познать рационально. И тогда
наука переходит в искусство, а ее методы - в инстинкты жизни. Так что
искусство неизбежно корректирует и дополняет науку. Такое противоречивое
переплетение характерно не только для книги, но и, что не менее
существенно, для самого автора. "Рождение трагедии из духа музыки" - произведение, которое не сразу
решились опубликовать, ведь еще находясь в стадии подготовки оно уже
поражало воображение друзей творца - своей смелостью. Ницше, под камуфляжем
темы отношения Шопенгауэра и Вагнера к эллинству, описал - отношения
эллинства и христианства, причем древняя Греция являла собой своего рода
трамплин для прыжка в современность, для сильного удара по нынешним
церковным порядкам, которые - по существу являют собой, не что иное, как
антихристианский тоталитаризм. Старый Ричль, с нескрываемой грустью, напишет: «Но наш Ницше! – да,
вот уж действительно темная история… Просто Удивительно как в нем уживаются
две души. С одной стороны, строжайший метод квалифицированно научного
исследования.., с другой, этот фанатически чрезмерный, сверхостроумно
перекувыркивающийся в непонятное вагнеро-шопенгауроэровский искуство-
мистерие-религие-фанатизм! Ибо едва ли будет преувеличением сказать, что он
и его – находящиеся всецело под его магическим влиянием – соадепты, Роде и
Ромундт, в сущности помышляют основать новую религию. Бог в помощь!
Конечно, все в то и упирается, что нам не достает взаимопонимания; для меня
он слишком головокружительно высок, для него я слишком гусенично ползуч...» В январе - марте 1872 г. Ницше выступает с серией публичных докладов
"О будущности наших учебных заведений", имея в виду не столько швейцарские,
сколько прусские гимназии и университеты. Там впервые прозвучала одна из
главных идей Ницше - необходимость воспитания истинной аристократии духа,
элиты общества. Его ужасала тенденция к расширению и демократизации
образования. Он указывал: «Всеобщее образование - это пролог коммунизма.
Таким путем образование будет ослаблено настолько, что не сможет более
давать никаких привилегий». По Ницше, прагматизм должен присутствовать не в
классических гимназиях, а в реальных школах, честно обещающих дать
практически полезные знания, а вовсе не какое-то "образование". В 1873 г. резкое и уже периодически повторяющееся всю жизнь ухудшение
здоровья. По 200 дней в году будут проходить в жутких мучениях. Надо
сказать, что Ницше не был физически здоров с самого детства: частые
головные боли и болезнь глаз, не мешающие, однако, ежедневным занятиям и
непрестанной сосредоточенности мысли на определенных научных вопросах.
Затем, непомерная преподавательская нагрузка привела к желудочным болям и
бессоннице. Страдания воспитывают его волю и оплодотворяют его мысли. Скоро
Ницше объявит, что у него нет Бога и нет веры, он намеренно лишит себя
всякой поддержки, но все-таки не согнется под тяжестью жизни и будет
неуклонно двигаться ввысь, следуя генезису своего разума. В 1874 г. Ницше задумал серию памфлетов (из двадцати задуманных
увидели свет только четыре) под общим названием "Несвоевременные
размышления". Эта книга с исключительной воинственностью линчует немецкую
культуру с ее победоносным опьянением после создания империи. Этим
произведением, томящийся своим вагнерианством и артистической метафизикой
Ницше и втайне зачитывающийся Кантом, Дюрингом и Ланге, довольно учтиво
прощается с периодом героического германизма Вагнера и Шопенгауэра. Первое нападение "Давид Штраус, исповедник и писатель"(1873) было на
современную культуру в которой Ницше не видел способности вырабатывать
гениев - истинного предназначения последней. Низкие меркантильные интересы,
холодный научный рационализм, стремление государства руководить культурой -
все это ведет ее к упадку и кризису. Между тем путь к истинной культуре,
определяемой Ницше как единство художественного стиля во всех проявлениях
жизни народа, лежит через выработку в нас и вне нас философа, художника и
святого. Второе нападение "О пользе и вреде истории для жизни"(1874) выглядит
еще более несвоевременным как раз в то время, когда немецкая историческая
наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема. В нем
Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой
фактов. В прошлом он видел бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в
настоящем. А между тем прошлого нужно ровно столько, сколько требуется для
свершения настоящего. В этом Ницше шел по стопам Гёте, сказавшего однажды:
«Лучшее, что мы имеем от истории, - возбуждаемый ею энтузиазм». Ницше
различил три рода истории: Монументальная - черпает из прошлого примеры великого и возвышенного.
Она учит, что если великое уже существовало в прошлом хотя бы однажды, то
оно может повториться и еще когда-нибудь. Поэтому монументальная история
служит источником человеческого мужества и вдохновения, источником великих
побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе
забвению предаются целые эпохи, образующие как бы серый однообразный поток,
среди которого вершинами возносятся отдельные разукрашенные факты.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
|