«Собственно символизм никогда не был школой искусства, - писал А.Белый, - а был он тенденцией к новому мироощущению, преломляющему по-своему и искусство... А новые формы искусства рассматривали мы не как смену одних только форм, а как отчетливый знак изменения внутреннего восприятия мира».

Художественным и публицистическим органом символистов был журнал «Весы» (1904 – 1909).«Для нас, представителей символизма, как стройного миросозерцания, – писал Эллис, – нет ничего более чуждого, как подчинение идеи жизни, внутреннего пути индивидуума – внешнему усовершенствованию форм общежития. Для нас не может быть и речи о примирении пути отдельного героического индивидуума с инстинктивными движениями масс, всегда подчиненными узкоэгоистическим, материальным мотивам».  

Эти установки и определили борьбу символистов против демократической литературы и искусства, что выразилось в систематической клевете на Горького, в стремлении доказать, что, став в ряды пролетарских писателей, он кончился как художник, в попытках дискредитировать революционно-демократическую  критику  и эстетику, ее великих создателей – Белинского, Добролюбова, Чернышевского.

Символисты всячески стремились сделать «своими» Пушкина, Гоголя, названного В. Ивановым «испуганным соглядатаем жизни», Лермонтова.

С этими установками связано и резкое противопоставление символизма и реализма. «В то время как поэты-реалисты, – пишет К. Бальмонт, – рассматривают мир наивно, как простые наблюдатели, подчиняясь вещественной его основе, поэты-символисты, пересоздавая вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в его мистерии». Символисты стремятся противопоставить разум и интуицию.  «...Искусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями», – утверждает В. Брюсов и называет произведения символистов «мистическими ключами тайн»,  которые помогают человеку выйти к свободе. 

Сложный и трудный путь идейных исканий прошел В. Я. Брюсов (1873 – 1924). Революция 1905 г. вызвала восхищение поэта и способствовала началу его отхода от символизма. Однако к новому пониманию искусства Брюсов пришел не сразу. Отношение к революции у Брюсова сложно и противоречиво. Он приветствовал очистительные силы, поднявшиеся на борьбу со старым миром, но полагал, что они несут лишь стихию разрушения: 

Я вижу новый бой во имя новой воли!

Ломать – я буду с вами! строить – нет!

 (1905)

Для поэзии В. Брюсова этого времени характерны стремление к научному осмыслению жизни, пробуждение интереса к истории. А. М. Горький высоко ценил энциклопедическую образованность В. Я. Брюсова,  называя его самым культурным писателем на Руси.  Брюсов принял и приветствовал Октябрьскую революцию и активно участвовал в строительстве советской культуры. 

Идейные противоречия эпохи (так или иначе) повлияли на отдельных писателей-реалистов. В творческой судьбе Л. Н. Андреева (1871 – 1919) они сказались в известном отходе от реалистического метода. Однако реализм как направление в художественной культуре сохранил свои позиции. Русских писателей продолжали интересовать жизнь во всех ее проявлениях,  судьба простого человека, важные проблемы общественной жизни. 

Традиции критического реализма продолжали сохраняться и развиваться в творчестве крупнейшего русского писателя И. А. Бунина (1870 – 1953). Наиболее значительные его произведения той поры – повести «Деревня» (1910) и «Суходол» (1911). 

1912 год стал началом нового революционного подъема в общественно-политической жизни России.

Д. Мережковский, Ф. Сологуб, 3. Гиппиус, В. Брюсов,  К. Бальмонт и др.– это группа «старших» символистов, которые явились зачинателями направления. В начале 900-х годов выделилась группа «младших» символистов – А. Белый, С. Соловьев, В.  Иванов, А. Блок и др. 

В основе платформы «младших» символистов лежит идеалистическая философия В. Соловьева с его идеей Третьего Завета и пришествия Вечной Женственности. В. Соловьев утверждал, что высшая задача искусства –  «...создание вселенского духовного организма», что художественное произведение это – изображение предмета и явления «в свете будущего мира», с чем связано понимание роли поэта как теурга, священнослужителя.  В этом заключено, по разъяснению А. Белого, «соединение вершин символизма как искусства с мистикой». 

Признание, что существуют «миры иные», что искусство должно стремиться их выразить, определяет художественную практику символизма в целом, три принципа которого провозглашены в работе Д. Мережковского «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы». Это – «...мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности». 

Исходя из идеалистической посылки о первичности сознания, символисты утверждают, что действительность,  реальность – это создание художника: 

Моя мечта – и все пространства,

И все чреды,

Весь мир – одно мое убранство,

Мои следы

(Ф. Сологуб)

«Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой», –  призывает  Бальмонт. Призвание поэта – связать мир реальный с миром запредельным.

Поэтическая декларация символизма ясно выражена в стихотворении В. Иванова «Средь гор глухих»: 

И думал я: «О гений! Как сей рог,

Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах

Будить иную песнь. Блажен, кто слышит».

.А из-за гор звучал ответный глас:

«Природа – символ, как сей рог. Она

Звучит для отзвука. И отзвук – бог.

Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук».

Поэзия символистов – это поэзия для избранных, для аристократов духа.

Символ – это эхо, намек, указание, он передает сокровенный смысл.

Символисты стремятся к созданию сложной, ассоциативной метафоры, абстрактной и иррациональной. Это «звонко-звучная тишина» у В. Брюсова, «И светлых глаз темна мятежность» у В. Иванова, «сухие пустыни позора» у А. Белого и у него же: «День – жемчуг матовый – слеза – течет с восхода до заката». Весьма точно эта техника раскрыта в стихотворении 3. Гиппиус «Швея». 

На всех явлениях лежит печать.

Одно с другим как будто слито.

Приняв одно – стараюсь угадать

За ним другое, – то, что скрыто.

Очень большое значение в поэзии символистов приобрела звуковая выразительность стиха, например, у  Ф. Сологуба: 

И два глубокие бокала

Из тонко-звонкого стекла

Ты к светлой чаше подставляла

И пену сладкую лила,

Лила, лила, лила, качала

Два темно-алые стекла.

Белей, лилей, алее дала

Бела была ты и ала...

Революция 1905 г. нашла своеобразное преломление в творчестве символистов. 

С ужасом встретил 1905 г. Мережковский, воочию убедившийся в пришествии предсказанного им «грядущего хама». Взволнованно, с острым желанием понять подошел к событиям Блок. Приветствовал очистительную грозу В. Брюсов.

После революционных событий 1905 года в рядах символистов еще более усилились противоречия, которые в конце концов привели это направление к кризису.

К десятым годам ХХ века символизм нуждался в обновлении. «В недрах самого символизма,– писал В. Брюсов в статье «Смысл современной поэзии»,– возникали новые течения, пытавшиеся влить новые силы в одряхлевший организм. Но попытки эти были слишком частичны, зачинатели их слишком проникнуты теми же самыми традициями школы, чтобы обновление могло быть сколько-нибудь значительным».

Нельзя, однако, не отметить, что русские символисты внесли существенный вклад в развитие отечественной культуры. Наиболее талантливые из них по-своему отразили трагизм положения человека, не сумевшего найти свое место в мире, сотрясаемом грандиозными социальными конфликтами, пытались отыскать новые способы для художественного осмысления мира. Им принадлежат серьезные открытия в области поэтики, ритмической реорганизации стиха, усиления в нем музыкального начала.

Последнее предоктябрьское десятилетие было отмечено исканиями в модернистском искусстве. Происходившая в 1910 г. в среде художественной интеллигенции полемика вокруг символизма выявила его кризис.  Как  выразился  в  одной  из  своих  статей Н. С. Гумилев, «символизм закончил свой круг развития и теперь падает».

Акмеизм

На смену символизму пришел акмеизм. В 1912 г. сборником «Гиперборей» заявило о себе новое литературное направление, присвоившее себе имя акмеизм (с греческого акмэ, что означает высшую степень чего-либо, пору расцвета). «Цех поэтов», как называли себя его представители, включал Н. Гумилева,  А. Ахматову, О. Мандельштама, С. Городецкого, Г. Иванова, М. Зенкевича и др. К этому направлению примыкали также М. Кузьмин, М. Волошин, В. Ходасевич и др. 

Основоположниками акмеизма считаются Н. С. Гумилев (1886 – 1921) и С. М. Городецкий (1884 – 1967.

Акмеисты в отличие от символистской туманности провозгласили культ реального земного бытия, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь». Но вместе с тем они пытались утвердить прежде всего эстетико-гедонистическую функцию искусства, уклоняясь от социальных проблем в своей поэзии. В эстетике акмеизма отчетливо выражались декадентские тенденции, а теоретической основой его оставался философский идеализм. Однако среди акмеистов были поэты,  которые в своем творчестве смогли выйти из рамок этой «платформы» и обрести новые идейно-художественные качества (А. А. Ахматова, С. М. Городецкий, М. А. Зенкевич). 

Акмеисты считали себя наследниками «достойного отца» – символизма, который, по выражению Н. Гумилева, «...закончил свой круг развития и теперь падает».  Утверждая звериное, первобытное начало (они еще называли себя адамистами), акмеисты продолжали «помнить о непознаваемом» и во имя его провозглашали всякий отказ от борьбы за изменение жизни. «Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, –  пишет Н. Гумилев в работе «Наследие символизма и акмеизм», – так же странно, как узнику ломать стену,  когда перед ним – открытая дверь». 

Это же утверждает и С. Городецкий: «После всех «неприятий» мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий». Современный человек почувствовал себя зверем, «лишенным и когтей и шерсти» (М. Зенкевич «Дикая порфира»), Адамом, который «...огляделся тем же ясным, зорким оком, принял все, что увидел, и пропел жизни и миру аллилуйя». 

И в то же время у акмеистов постоянно звучат ноты обреченности и тоски. Творчество А. А. Ахматовой (А. А. Горенко,  1889 – 1966) занимает особое место в поэзии акмеизма. Ее первый поэтический сборник «Вечер» вышел в 1912 г. Критика сразу же отметила отличительные черты ее поэзии: сдержанность интонаций, подчеркнутую камерность тематики, психологизм. Ранняя поэзия Ахматовой глубоко лирична, эмоциональна.  Своей любовью к человеку, верой в его духовные силы и возможности она явно отходила от акмеистической идеи «первозданного Адама». Основная часть творчества А. А. Ахматовой приходится на советский период. 

Первые сборники А. Ахматовой «Вечер» (1912) и «Четки» (1914) принесли ей громкую известность. Замкнутый, узкий интимный мир отображается в её творчестве, окрашенном в тона грусти и печали: 

Я не прошу ни мудрости, ни силы.

О, только дайте греться у огня!

Мне холодно... Крылатый иль бескрылый,

Веселый бог не посетит меня .

Тема любви, главная и единственная, напрямую связана со страданием (что обусловлено фактами биографии поэтессы): 

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь .

Характеризуя раннее творчество А. Ахматовой, А. Сурков говорит, что она предстает «...как поэт резко очерченной поэтической индивидуальности и сильного лирического таланта… «женских» интимно-лирических переживаний…». 

А. Ахматова понимает, что «мы живем торжественно и трудно», что «где-то есть простая жизнь и свет», но отказаться от этой жизни она не хочет: 

Да, я любила их, те сборища ночные –

На маленьком столе стаканы ледяные,

Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,

Камина красного тяжелый, зимний жар,

Веселость едкую литературной шутки

И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий '.

Акмеисты стремились вернуть образу его живую конкретность, предметность, освободить его от мистической зашифрованности, о чем очень зло высказался О. Мандельштам, уверяя, что русские символисты «...запечатали все слова, все образы, предназначив их исключительно для литургического употребления. Получилось крайне неудобно – ни пройти, ни встать, ни сесть. На столе нельзя обедать, потому что это не просто стол.  Нельзя зажечь огня, потому что это, может, значит такое, что сам потом рад не будешь». 

И вместе с тем, акмеисты утверждают, что их образы резко отличны от реалистических, ибо, по выражению С. Городецкого, они «...рождаются впервые» «как невиданные доселе, но отныне реальные явления». Этим определяется изысканность и своеобразная манерность акмеистического образа, в какой бы преднамеренной звериной дикости он ни предстал. Например, у Волошина: 

Люди – звери, люди гады,

Как стоглазый злой паук,

Заплетают в кольца взгляды.

Круг этих образов сужен, чем достигается чрезвычайная красота , и что позволяет добиваться при описании его все большей изысканности: 

Медлительнее снежный улей,

Прозрачнее окна хрусталь,

И бирюзовая вуаль

Небрежно брошена на стуле.

Ткань, опьяненная собой,

Изнеженная лаской света,

Она испытывает лето,

Как бы не тронута зимой.

И, если в ледяных алмазах

Струится вечности мороз,

Здесь – трепетание стрекоз

Быстроживущих, синеглазых .

(О. Мандельштам)

Значительно по своей художественной ценности литературное наследие Н. С. Гумилева. В его творчестве преобладала экзотическая и историческая тематика, он был певцом «сильной личности». Гумилеву принадлежит большая роль в развитии формы стиха, отличавшегося чеканностью и точностью. 

Напрасно акмеисты так резко отмежевали себя от символистов. Те же «миры иные» и тоску по ним мы встречаем и в их поэзии. Так, Н. Гумилев, приветствовавший империалистическую войну как «святое» дело,  утверждавший, что «серафимы, ясны и крылаты, за плечами воинов видны», через год пишет стихи о конце мира, о гибели цивилизации: 

Чудовищ слышны ревы мирные,

Вдруг хлещут бешено дожди,

И все затягивают жирные

Светло-зеленые хвощи.

Когда-то гордый и смелый завоеватель понимает губительность разрушительность вражды,  охватившей человечество: 

Не все ль равно? Пусть время катится,

Мы поняли тебя, земля:

Ты только хмурая привратница

У входа в Божии поля.

Этим объясняется неприятие ими Великой Октябрьской социалистической революции.  Но судьба их не была однородной. Одни из них эмигрировали; Н. Гумилев якобы «принял активное участие в контрреволюционном заговоре» и был расстрелян. В стихотворении «Рабочий» он предсказал свой конец от руки пролетария, отлившего пулю, «что меня с землею  разлучит». 

И господь воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и краткий век.

Это сделал в блузе светло-серой

Невысокий старый человек.

Такие поэты, как С. Городецкий, А. Ахматова, В. Нарбут, М. Зенкевич не смогли эмигрировать. 

Например, А. Ахматова, которая не поняла и не приняла революцию,  покинуть родину отказалась: 

Мне голос был. Он звал утешно,

Он говорил: «Иди сюда,

Оставь свой край глухой и грешный,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6