Очень много языческих остатков вносят прихожане и в сам чин отпевания. Например, есть поверья, что нужно завешивать зеркала, так как в них можно увидеть душу умершего и испугаться. Это можно объяснить состоянием печали, скорби об усопшем родных, и чтобы даже зеркало не рассеивало внимание при молитве. А вот как объясняет это практикующий неоязычник Мельников В.: «зеркало - один из самых сакральных предметов, граница между реальным и потусторонним мирами. Считается, что все, кто отражался в зеркале, продолжают там жить. Если не закрыть зеркало, то душа покойного может заблудиться в нем (поскольку не телесна и не отражается) и потом все время будет возвращаться в дом. А умерший из-за этого может стать вампиром. В бытовом плане - достаточно и одного гроба, зачем еще и размножать его зеркалами?»[234]. Далее, огромное значение придается, опять же, мелочам и правильному выполнению обрядовой, внешней стороны чина отпевания. При вынесении тела из дома, важнейшим моментом является троекратное качание гроба в дверных проходах, так покойник прощается с домом. Этим, якобы, запечатывают дом от посещений  души умершего, которая может приходить и пугать живущих. Обязательно надо перевернуть стульчики, на которых лежал гроб, иначе - жди еще одного покойника.  Перед опусканием гроба в могилу нужно бросить в яму деньги: они, по языческим воззрениям славян, нужны будут умершему для платы перевозчику, который будет перевозить через реку (по другим сказаниям через огненное озеро) душу из мира «явь» в потусторонний мир «навь». Мельников В. так объясняет данную практику: «это делается по старинному поверью: покойному на том свете надо себе место выкупить, иначе будет бродить неприкаянным. Иногда с тою же целью кладут деньги и в гроб»[235]. Также когда покойник в доме на подоконнике должна стоять вода «считается, что душа покойного вылетает через окно, и ей тоже, прежде чем отправиться на тот свет, надо обмыться»[236]. Воду эту называют «на обмывку души».  Перед поминальным обедом обязательно должно совершиться ритуальное омовение рук, по языческим воззрениям, очищающее от нечистоты прикосновения к покойнику.

Ничего не изменилось и с дореволюционных времен. Вот как характеризует проводы покойника прихожан Черниговской и Полтавской губерний автор одной из статей «Руководства для сельских пастырей»: «У них первая и важная забота о том, чтобы выполнить в точности требования обычая, а именно: «собрать людців», то есть известных в этом деле баб и стариков, - помимо родных и рабочих, - которые сидели бы над умершим, или, как сами они говорят: «над кануном» (…канун имеет, при этом, священную важность), курили ладаном, возжигали свечу, налили и поставили в стакане воду для души умершей… Похоронив, … все бывшие при этом собираются в дом умершего на «горячий обід», где часто напиваются до пьяна …, а некоторые остаются на ночь сидеть над новым кануном, причем также чествуются водкой. Утром на второй или третий день (смотря по времени похорон) собираются и несут «снідать»  на могилу умершего, то есть там пьют и закусывают[237], а потом опять идут на обед в лом умершего и в заключение, сделав складчину, ведут «душу в рай», то есть идут гурьбою в шинок…»[238].

Иногда, чтобы навести порчу на человека[239], прихожане заламывают свечки на подсвечнике, подают записки о его упокоении. Митрополит Питирим так говорит об этом: «Но бывает, кто-нибудь просит: «Ой, батюшка, забыл живого!» Ну, что делать? Сказать: «Подождите, сейчас перейду на другое поле?» И поминаю с усопшими. Но о чем я прошу? Чтобы душа была в блаженном состоянии, чтоб не было тех бед, которые бывают у человека при жизни и после смерти остаются. В этом ничего страшного нет. А если преднамеренно подают записку за живого как за усопшего, считая, что так можно приворожить — это страшный грех. Вносить в церковь пороки жизни — это хула на Духа Святого»[240].

Существует на многих приходах практика так называемого «печатания»[241] гроба (тела), к которой относились всегда с особой внимательностью и видели в этом особого значения важность. Как объясняет С.В. Булгаков, «печатание умерших возникло на почве положенного в чине погребения обряда крестообразного метания священником земли на опущенный в могилу гроб»[242]. Этим обрядом «священник нарушает то узаконение нашей Церкви, по которому Богослужения нашей Церкви, совершается без произвольных изменений и нововведений (Уст. Дух. Конс. 35 ст.)»[243]. К этому явлению прихожане относились с особой важностью, ведь «по воззрению простого народа, обряд этот и есть самый важный во всем чине погребения. Только под условием его совершения усопший по-настоящему, если можно так выразиться, предан земле и будет лежать в могиле; если же обряд этот не совершен – «покойник не запечатан», он не будет лежать во гробе: «будет ходить», нарушая ночной покой всего села, преимущественно же покой своей семьи»[244].

Говоря о времени появления этой традиция в южнорусских землях, священник Пригорский А. указывает, что данный обычай «в 1812 году считался уже закоренелым в Полтавской губернии, так что духовное начальство не в силах было противодействовать и не имело возможности искоренить этот обычай, по несочуствию в этом деле гражданской полиции…»[245].

Так что единственное, на что нужно обращать внимание православным христианам при погребении своих близких – это внимательная, глубокая молитва любящего сердца, и, как проявление любви, – милостыня за него.

Хотелось бы обратиться и к пастырям, и к прихожанам словами священника Виктора Пантина: «Наша сегодняшняя церковная жизнь имеет такой недостаток. Люди идут в храм, внешним образом изменяют свою жизнь, но не начинают очень трудную работу над своей душой, не изменяют сое сердце. Мы забываем, что внешнее воцерковление жизни человека… становится фарисейством, если вместе с приобретением облика человека «праведного»…мы внутренне остаемся такими же жестокими…ведем себя как пресловутые старушки, которые в свое время многих жаждущих бога изгнали из храма: когда юноша или девушка не так одеты, как они считают нужным, не так свечку ставят»[246].

Ведь в Таинстве живой человек переживает встречу с живым Богом, зачем же все сводить к фарисейскому исполнению обряда?.. По этому, и священнику, и прихожанам нужно постараться максимально подготовить, только что пришедшего человека к порогу Церкви к этой встрече, объясняя суть Таинства, а не форму его обряда. А ведь действительно, по словам священника Сергия Щукина, «так легко навстречу мятущейся и кричащей от боли душе человека, живой и подвижной, выдвинуть стену закона, камень обряда и высоту отвлеченной истины, и отойти, и даже не смотреть, как будет биться душа о холодные, твердые камни. Обряд и закон удобнее, чем человек, они бесстрастны и безжизненны. Тогда нет нужды жалеть человека, уходящего от церкви, тогда незачем считать себя ответственным за этот уход, тогда можно веровать в Бога и искренне считать себя христианином, не исполняя учения Господа. И мы преклонились перед обрядом и законом; около них движется наша мысль, наша борьба. Мы чутки к обидам, которые им наносятся. К обидам же, наносимым человеку, слепы и глухи»[247]. Нельзя зацикливаться на чем-то внешнем, хоть оно и является привычным для нас. Ведь Церковь – это Дух божий, живущий в нас, а «Дух дышит, где хочет» (Иоан. 3. 8), не надо его ограничивать внешними рамками, выдавая это за учение Церкви, а жить Преданием, изучая Его. И тогда многие вопросы отпадут сами собой.

ГЛАВА V

 МЕТОДЫ БОРЬБЫ ПАСТЫРЯ С СУЕВЕРИЯМИ

И ПЕРЕЖИТКАМИ ЯЗЫЧЕСТВА В СОЗНАНИИ ПРИХОЖАН

Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; 4 и от истины отвратят слух и обратятся к басням.

                                                             2 Тим. 4. 3

 Познание природы, философские искания, - не самоцель, они освобождают людей от суеверия, страха перед смертью, религиозных предрассудков.

                                                                  Эпикур

С первых лет существования Церкви, после сошествия Духа Утешителя на апостолов в день Пятидесятницы, в Ее жизнь вкрадываются всякого рода заблуждения, ереси, расколы. С первых веков и до сего дня Церковь сталкивается с язычеством, только тогда оно было явным, сейчас завуалировано. Церковь же находила в себе силы, чтобы бороться с этим, ибо Глава Ее наш Бог – Иисус Христос. А «Церковь строится от верха, от Главы, а не снизу, от почвы. Апостолы не просто избраны Христом, но еще изменены, преображены Им, очищены, омыты (Ин. 13,10) от народных предрассудков. Им дан Дух, который «не от мира». Им дано учение, которое было странным и для эллинов, и для иудеев»[248]. И они боролись этим Духом, Который и передали последующим христианам, в том числе и для той же борьбы с этими же народными предрассудками, язычеством[249].

Когда в  988 году Святой князь Владимир Великий крестил Русь, язычество не сразу исчезло, ведь «…мало было только крестить людей, их нужно было воцерковить: изъяснить основы вероучения, смысл таинств, научить молиться хоть бы в самой элементарной форме и объяснить, как должен жить христианин… Народ был крещен, но не везде на местах после крещения произошло его полное воцерковление. Этот процесс растянулся кое-где на столетия»[250]. Это подтверждает и тот факт, на который указывает профессор Карташев А.: «Молитва в христианском храме не успокаивала пугливой мыли русского новокрещенца, и он спешил помолиться в овин, в хлебное поле, в рощу и к воде, чтобы не обидеть исконных покровителей его обыденной жизни»[251]. Об этом же говорит и Гальковский Н.: «Естественно думать, что новые поколения, не порывая совершенно со старыми верованиями, ничего уже не имели против новой веры и охотно её принимали. Тут-то и получается двоеверие, приводившее в негодование наших христолюбцев и ревнителей правой веры. Именуясь христианами, русские люди в значительной мере оставались при своих старых взглядах и верованиях. Язычество продолжало жить, как уклад жизни. Этот полуязыческий строй жизни, это двоеверное миросозерцание особенно были крепки и живучи по украинам, в селах и деревнях, удалённых от городов. Таким пристрастием к старине особенно отличались женщины, которых наши древние проповедники усердно обличали в идоломолении и волшебстве»[252]. Но двоеверие это было искренним убеждением наших людей: «Народная масса считала себя истинно христианской, что не мешало ей справлять старые праздники и чтить своих старых домашних богов. Но делалось это не вследствие предпочтения язычества христианству, а просто по незнанию нового закона. Иерархия обличала народное двоеверие, но сам народ, двоеверно живший, считал себя истинно верующим, не замечая и не зная, что в его жизни много языческого. Таким образом, язычество оказывало христианству пассивное сопротивление. Сила язычества заключались в невежестве народной массы»[253].

Вот почему «поучения против язычества и суеверий занимает весьма заметное  место в древнерусской духовной литературе, … Вероятно, к числу древнейших сочинений этого рода… относится «Слово Святого Григория, обретено в толцех… Другой такой древний памятник – «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере», осуждающее языческие верования…»[254].

Описывая жизнь Церкви при князе Ярославе Мудром Петрушко В. указывает, что «Церковь повела решительную борьбу с языческим образом жизни… В первую очередь, Церковь стремилась воспитать христианское отношение к семье»[255]. Ведь наряду  с великими святыми на Руси «огромная масса народа оставалась полуязыческой… В простонародье еще бытовали обряды т. н. «купальской ночи», «русалии» и иные безнравственные обычаи…»[256]. Прещения против язычников с особой силой предпринимали церковные иерархи того времени. Например, митрополит Кирилл II (1242-1281) поднимал эти вопросы на соборах. В частности, на соборе во Владимире решительно осуждаются, среди прочего, языческие «турниры», кулачные бои на праздники, празднество «русалии», которое «совершалось в Пасхальную ночь или в ночь на Рождество Иоанна Предтечи. Участвовала в «русалиях» молодежь. Это были крайне разнузданные оргии, сопровождавшиеся ритуальными языческими плясками и массовыми блудодеяниями»[257].

И опять же указывается тот факт, что многим обычаям прихожане следуют «не по убеждению в его необходимости, а только по бессознательному  подражанию своим отцам и дедам»[258]. Это можно наблюдать и в наши времена. Если еще каких-нибудь два поколения назад люди могли объяснить  хоть некоторые свои суеверные действия (для чего они это делают), то сейчас основная масса только следуют суеверным традициям, совершенно не понимая ни их значения, ни смысла – «просто так надо».

А такое двоеверное понимание христианства уже серьезная духовная болезнь (Христос указывает однозначно: «Не можете служить Богу и маммоне» - Лук. 16. 13), с которой нужно решительно бороться.

Но прежде чем бороться с такого рода проявлениями язычества, священник должен сам понимать, в чем тут дело, должен глубоко осознавать  основы православной веры. А то, как указывает ряд авторов, занимающихся этим вопросом, зачастую, сами священники не чужды такого магизма и язычества: «К сожалению, несвободны от суеверий и предрассудков некоторые представители духовенства. Так, известно, что в некоторых селах существует обычай: когда наступает время какой-нибудь односельчанке рожать – священник спешит в храм отверзать Царские Врата, кощунственно ассоциируя их с женским лоном, чтобы обеспечить удачные роды»[259]. Многие священники боятся разного рода волхвований, чародейства, «порчи», основываясь на том, что дьявол имеет огромную силу. Но оправдан ли этот страх? Апостол Павел говорит на этот счет ясно: «Идол в мире ничто…» (1Кор. 8. 4), и «Если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8. 31). Таким образом, если верующий человек с опаской смотрит на колдунов и чародеев, старается всячески избегать их, то он ставит под сомнения слова Святого Апостола, слова Священного Писания. В этом проявляется его маловерие, и даже неверие, на место чего приходит вера суетная.

Преподобный Иоанн Дамаскин о силе бесовской говорит: «Диаволы не имеют ни власти, ни силы против кого-нибудь, разве когда сие попущено по смотрению Божию, как случилось с праведным Иовом и как написано в Евангелии о свиньях гадаринских. Но при Божием попущении они сильны, принимают и переменяют, как хотят, мечтательный образ»[260].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15