Идея
преобразования мира и подчинения человеком природы была доминантой в культуре
техногенной цивилизации на всех этапах ее истории, вплоть до нашего времени.
Если угодно, эта идея была важнейшей составляющей того «генетического кода»,
который определял само существование и эволюцию техногенных обществ. Что же
касается традиционных обществ, то здесь деятельностное отношение к миру,
которое выступает родовым признаком человека, понималось и оценивалось с
принципиально иных позиций.
Нам
долгое время казалась очевидной активистская мировоззренческая установка.
Однако ее трудно отыскать в традиционных культурах. Свойственный традиционным
обществам консерватизм видов деятельности, медленные темпы их эволюции,
господство регламентирующих традиций постоянно ограничивали проявление
деятельностно-преобразующей активности человека. Поэтому сама эта активность
осмысливалась скорее не как направленная вовне, на изменение внешних
предметов, а как ориентированная вовнутрь человека, на самосозерцание и
самоконтроль, которые обеспечивают следование традиции.
Принципу
преобразующего деяния, сформулированному в европейской культуре в эпоху Ренессанса
и Просвещения, можно противопоставить в качестве альтернативного образца
принцип древнекитайской культуры «у-вэй», предполагающий невмешательство в
протекание природного процесса и адаптацию индивида к сложившейся социальной
среде. Этот принцип исключал стремление к ее целенаправленному преобразованию,
требовал самоконтроля и самодисциплины индивида, включающегося в ту или иную
корпоративную структуру. Принцип «у-вэй» охватывал практически все главные
аспекты жизнедеятельности человека. В нем было выражено определенное осмысление
специфики и ценностей земледельческого труда, в котором многое зависело от
внешних, природных условий и который постоянно требовал приноравливаться к этим
условиям.
Но принцип
«у-вэй» был и особым способом включения индивида в сложившийся традиционный
порядок общественных связей, ориентируя человека на такое вписывание в
социальную среду, при котором свобода и самореализация личности достигаются в
основном в сфере самоизменения, но не изменения сложившихся социальных
структур. Ценности техногенной культуры задают принципиально иной вектор
человеческой активности. Преобразующая деятельность рассматривается здесь как
главное предназначение человека. Деятельностно-активный идеал отношения человека
к природе распространяется затем и на сферу социальных отношений, которые также
начинают рассматриваться в качестве особых социальных объектов, которые может
целенаправленно преобразовывать человек. С этим связан культ борьбы, революций
как локомотивов истории. Стоит отметить что марксистская концепция классовой
борьбы, социальных революций и диктатуры как способа решения социальных проблем
возник в контексте ценностей техногенной культуры.
С пониманием
деятельности и предназначения человека тесно связан второй важный аспект ценностных
и мировоззренческих ориентаций, который характерен для культуры техногенного
мира, — понимание природы как упорядоченного, закономерно устроенного поля, в
котором разумное существо, познавшее законы природы, способно осуществить свою
власть над внешними процессами и объектами, ставить их под свой контроль. Надо
только изобрести технолоп чтобы искусственно изменить природный процесс и
поставить его на службу человеку, и тогда укрощенная природа будет
удовлетворять человеческие потребности во все расширяющихся масштабах.
Что
же касается традиционных культур, то в них мы не встретим подобных
представлений о природе. Природа понимается здесь как иной организм, в который
органично встроен человек. Само понятие закона природы, отличного от законов,
которые регулируют сонную жизнь, было чуждо традиционным культурам. В свое
время известный философ и науковед М.К. Петров предложил своеобразный
мысленный эксперимент: как посмотрел бы человек, воспитанный в системе
ценностей традиционной цивилизации, на идеалы новоевропейской культуры.
Ссылаясь на работу С. Поуэла «Роль теоретической науки в европейской
цивилизации», он приводил свидетельства миссионеров о реакции китайских
мудрецов на описания европейской науки. «Мудрецы нашли саму идею науки абсурдной,
поскольку, хотя повелителю Поднебесной и дано устанавливать законы и требовать
их исполнения под угрозой наказания, исполнять законы и подчиняться им дано
лишь тем. кто способен эти иконы «понять», а «дерево, вода и камни», о которых
толкуют мистификаторы-европейцы, очевидно этим свойством «понятливости» не
обладают: им нельзя предписывать законы и от них нельзя требовать ах
исполнения».
Характерный
для техногенной цивилизации пафос покорения природы и преобразования мира
порождал особое отношение к идеям государства силы и власти. В традиционных
культурах они понимались, прежде всего, как непосредственная власть одного
человека над другим. В патриархальных обществах и азиатских деспотиях власть и
господство только распространялись на подданных государя, но и осуществлялись мужчиной,
главой семьи над женой и детьми, которыми он владел еже, как царь или император
— телами и душами своих подданных. B техногенном мире также можно обнаружить
немало ситуаций, в которых господство осуществляется как сила непосредственного
признания и власти одного человека над другим. Однако отношения иной
зависимости перестают здесь доминировать и подчиняются социальным связям. Их сущность
определена всеобщим обменом результатами деятельности, приобретающими форму
товара. Власть и господство в этой системе отношений предполагают власти
присвоение товаров (вещей, человеческих способностей, индии как товарных
ценностей, имеющих денежный эквивалент), результате в культуре техногенной
цивилизации происходит сквозное смешение акцентов в понимании предметов
господства силы и власти — от человека к произведенной им вещи. В свою очередь,
эти новые смыслы легко соединяются с идеалом деятельностно-преобразуюшего
предназначения человека.
Сама
преобразующая деятельность расценивается как процесс, обеспечивающий власть
человека над предметом, господство над внешними обстоятельствами, которые
человек призван подчинить себе.
Человек
должен из раба природных и общественных обстоятельств превратиться в их
господина, и сам процесс этого превращения понимался как овладение силами
природы и силами социального развития. Характеристика цивилизационных
достижений в терминах силы («производительные силы», «сила знания» и т.п.)
выражала установку на обретение человеком все новых возможностей, позволяющих
расширять горизонт его преобразующей деятельности.
Изменяя
путем приложения освоенных сил не только природную, но и социальную среду,
человек реализует свое предназначение творца, преобразователя мира.
Идеал
творческой, суверенной, автономной личности занимает одно из приоритетных мест
в системе ценностей техногенной цивилизации. Мы, родившиеся и живущие в мире
техногенной культуры, воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся. Но
человек традиционного общества не принял бы этих ценностей. В традиционном
обществе личность реализуется только через принадлежность к какой-либо
определенной корпорации, будучи элементом в строго определенной системе
корпоративных связей. Если человек не включен в какую-нибудь корпорацию, он не
личность.
В
техногенной цивилизации возникает особый тип автономии личности: человек может
менять свои корпоративные связи, он жестко к ним не привязан, может и способен
очень гибко строить свои отношения с людьми, включаться в разные социальные
общности, а часто и в разные культурные традиции.
Как
подчеркивал М.К. Петров, поскольку индивид, формирующийся в лоне
новоевропейской культуры и социальности, жестко не связан с
семейно-корпоративной традицией передачи профессионального и социального
опыта, то это было бы воспринято человеком традиционного общества как признак
явной ущербности европейца, которому с детства «прививают вздорную мысль о том,
что он способен стать всем, и, когда европеец взрослеет, включается в
специализированную деятельность, он до конца жизни остается разочарованным
человеком, носителем несбыточных и, естественно, несбывшихся надежд,
озлобления и зависти к ближним, которые, по его мнению, заняты как раз тем,
чем лучше их мог бы заняться он сам. Нив юности, ни в зрелые годы европеец не
знает ориентиров собственной жизни, не в состоянии понять ее цели, безрассудно
мечется от одной специальности к другой, всю жизнь что-то осваивает...».
Этот
мысленный эксперимент, предложенный М.К. Петровым, можно продолжить, но уже
поменяв систему отсчета, и посмотреть на систему ценностей традиционных культур
глазами человека техногенной культуры. Тогда привязанность человека
традиционного общества к строго определенным, консервативно воспроизводящимся
видам деятельности и его жесткая принадлежность от рождения до смерти к некой
корпорации, клану или касте будет восприниматься людьми, воспитанными в
новоевропейской культуре, как признак несвободы, отсутствие выбора,
растворения индивидуальности в корпоративных отношениях, подавления в человеке
творческих, индивидуальных начал. Может быть, это отношение в несколько
обостренной форме выразил А.И. Герцен, написав о традиционных восточных обществах,
что человек здесь не знал свободы и «не понимал своего достоинства: оттого он был
или в прахе валяющийся раб или необузданный деспот».
Стабильность
жизни традиционных обществ с позиций системы жизненных смыслов техногенной
структуры оценивается как застой и отсутствие прогресса, которым противостоит
динамизм западного образа жизни. Вся культура техногенных обществ, ориентированная
на инновации и трансформацию традиций, формирует и поддерживает идеал
творческой индивидуальности.
Обучение,
воспитание и социализация индивида в новоевропейской культурной традиции
способствуют формированию у него значительно более гибкого и динамичного
мышления, чем у человека традиционных обществ. Это проявляется и в более
сильной рефлексивности обыденного сознания, его ориентации на идеалы
доказательности и обоснования суждений, и в традиции языковых игр, лежащих в
основании европейского юмора, и в насыщенности обыденного мышления догадками,
прогнозами, предвосхищениями будущего как возможными состояниями социальной
жизни, и в его пронизанности абстрактно-логическими структурами, организующими
рассуждение.
Все
эти особенности функционирования сознания в разных типах культур
детерминированы свойственными данным культурам глубинными жизненными смыслами
и ценностями.
В
культуре техногенных обществ система этих ценностей базируется на идеалах
креативной деятельности и творческой активности суверенной личности. И только
в этой системе ценностей научная рациональность и научная деятельность
обретают приоритетный статус.
Особый статус
научной рациональности в системе ценностей техногенной цивилизации и особая
значимость научно-технического взгляда на мир определены тем, что научное
познание мира является условием для его преобразования в расширяющихся
масштабах. Оно создает уверенность в том, что человек способен, раскрыв законы
природы и социальной жизни, регулировать природные и социальные процессы в
соответствии со своими целями.
Поэтому в
новоевропейской культуре и в последующем развитии техногенных обществ категория
научности обретает своеобразный символический смысл. Она воспринимается как
необходимое условие процветания и прогресса. Ценность научной рациональности и
ее активное влияние на другие сферы культуры становятся характерным признаком
жизни техногенных обществ.
Проблемы возникновения науки
(это взгляд Ушакова Е.В.)
Наука прошла несколько стадий
своего созревания. Вопрос о том, когда возникла наука, является достаточно
сложным, поскольку нет однозначности в том, что следует считать подлинной
наукой. С позиций современности вся череда предыдущих этапов вплоть до начала
Нового времени выглядит как еще не наука (Бэкон, Декарт). Однако и в предыдущие
эпохи рациональное мышление делало все возможное для решения познавательных
задач. Разумеется, культурно-исторический контекст ограничивал возможности
мыслителей. Поэтому разумнее было бы говорить не о какой-то хронологической
точке одномоментного возникновения науки, а об определенных этапах, которые
последовательно прошел общий рациональный философско-научный проект познания
мира (этапы в конце документа).
Преднаука и наука (это взгляд
Стёпина В.С.)
В истории формирования и
развития науки можно выделить две стадии, которые соответствуют двум различным
методам построения знаний и двум формам прогнозирования результатов
деятельности. Первая стадия характеризует зарождающуюся науку (преднауку),
вторая – науку в собственном смысле слова.
Зарождающаяся наука изучает
преимущественно те вещи и способы их изменения, с которыми человек многократно
сталкивался в обыденной практике. Он стремился построить модели таких изменений
с тем, чтобы предвидеть результаты практического действия. Так связь с
практикой измерения земельных участков можно обнаружить в первых знаниях, относящихся
к геометрии.
Затем, по мере развития познания
и практики в науке формируется новый способ построения знаний. Он знаменует
переход к собственно научному исследованию.
При таком методе исходные
идеальные объекты уже не берутся из практики, а заимствуются из ранее
сложившихся систем знания и применяются в качестве строительного материала при
формировании новых знаний. Прямое или косвенное обоснование новой системы
знаний практикой превращает ее в достоверное знание.
Так, например, по мере эволюции
математики числа начинают рассматриваться не как прообраз предметных
совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно самостоятельные
математические объекты, свойства которых подлежат систематическому изучению.
Применяя, например, операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно
было получить отрицательные числа. Затем математика распространяет на них все
те операции, которые были приняты для положительных чисел, и таким путем
создает новое знание. В дальнейшем происходит новое расширение класса чисел:
применение операции извлечения корня к отрицательным числам формирует новую
абстракцию — «мнимое число» и т.д.
В естествознании данный метод
известен как метод выдвижения гипотетических моделей с их последующим
обоснованием опытом. С этого момента кончается этап преднауки и начинается
наука в собственном смысле. В ней наряду с эмпирическими правилами и зависимостями
(которые знала и преднаука) формируется особый тип знания – теория, позволяющая
получить эмпирические зависимости как следствие из теоретических постулатов.
Возникает потребность в особой
форме практики, которая обслуживает развивающееся естествознание. Такой формой
практики становится научный эксперимент.
Поскольку проведение границы
между преднаукой и наукой связано с новым способом порождения знаний, проблема
возникновения науки предстает как проблема предпосылок собственно научного
способа исследования. Эти предпосылки складываются в культуре в виде
определенных установок мышления, позволяющих возникнуть научному методу. Их
формирование является результатом длительного развития цивилизации.
Переход к науке в собственном
смысле слова был связан с двумя переломными состояниями развития культуры и
цивилизации. Во-первых, с изменениями в культуре античного мира, которые
обеспечили применение научного метода в математике и вывели её на уровень
теоретического исследования, во-вторых, с изменениями в европейской культуре,
произошедшими в эпоху Возрождения и перехода к Новому времени, в ходе которых
научный способ мышления стал достоянием естествознания (главным процессом здесь
принято считать становление эксперимента как метода изучения природы,
соединение математического метода с экспериментом и формирование теоретического
естествознания).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40
|